Господи, какой кошмар! Казалось, она попала в какой-то средневековый пыточный застенок!
И это помещение человек со шрамом назвал «переговорной»? Однако, у него довольно оригинальное чувство юмора!
Плосколицый тюремщик подтолкнул Машу к груде тряпья и проговорил своим неестественно высоким голосом:
– Отдыхай, однако!
Дверь со скрипом отворилась и тут же захлопнулась за ним.
Маша осталась одна во мраке и холоде подземелья.
В первый момент она действительно хотела присесть на сваленные грудой мешки, но оттуда снова донесся тонкий писк, а потом ей померещилось какое-то движение, и она с омерзением отшатнулась от кучи грязных тряпок.
– Ты ее видишь? – шептал Каплер, которому в толпе трудно было следить за «объектом». Он даже пробовал время от времени подпрыгивать, но это ничего не давало: только он успевал вглядеться в толпу, как неумолимая сила притяжения возвращала его на землю.
– Вижу, вижу! – успокоил его долговязый Звонарев. – К остановке идет…
Толпа понемногу рассеялась, и теперь все трое видели Машу Галкину, которая торопливо шла по улице.
Вдруг рядом с ней остановилась серая машина с забрызганными грязью номерами.
– Кажется, она в машину садится, – протянул Звонарев. – Ну все, упустили…
– Черт! – воскликнул Каплер, подпрыгнув на месте, чтобы лучше видеть происходящее. – Ничего она не садится! Ее насильно сажают! Похищают ее, ребята!
– Не может быть! – недоверчиво проговорил Звонарев. – Нашу Машку? Машку Палкину? Да кому она нужна?
– Слушай, Звон, ну ты точно не догоняешь! – Маленький Каплер умудрился посмотреть на долговязого Звонарева сверху вниз. – Ты что, забыл, что у нее в сумке? Так что очень даже нужна…
– Так это же из-за нас ее похищают! – опомнился Силиконов. – Ребята, надо спасти Машку!
Все трое стремглав понеслись к месту происшествия, но, пока они добежали, серая машина сорвалась с места и умчалась в неизвестном направлении.
– Вот черт! – Каплер разочарованно смотрел вслед машине. – Все, упустили…
– А это что такое? – Звонарев наклонился и поднял с тротуара крупную черную пуговицу.
– Вечно ты, Звон, всякую ерунду подбираешь! – отмахнулся от него Силиконов.
– Вроде у Галкиной на пальто такие пуговицы были, – вспомнил наблюдательный Каплер. – Наверное, оторвалась, когда Машку в машину сажали…
Звонарев машинально сунул черную пуговицу в карман.
Анна Сергеевна Галкина сидела в своем кабинете и молча глядела на мобильный телефон.
Пожалуй, сейчас никто из ее многочисленных подчиненных и сослуживцев не узнал бы эту железную женщину. Ее лицо утратило свою всегдашнюю чеканную твердость, оно оплыло, как восковая свеча, холодные глаза опустели и выцвели.
Вот оно, – думала Анна Сергеевна. – Вот оно, то, чего она так боялась…
Сначала ей подбросили дохлую крысу.
Это было неприятно, но не страшно: она – не кисейная барышня, ей такие вещи – как слону дробина.
Но это оказалось вовсе не шуткой. Это был знак, первое предупреждение…
Второй удар был гораздо серьезнее.
Убили Кузю, ее собаку.
Они нашли ее слабое место, пронюхали, что железная женщина всей душой привязалась к собачонке…
Она вспомнила, как Кузя встречал ее после работы, как радостно повизгивал, тыкался мокрым носом, преданно смотрел на нее черными бусинками глаз, и сердце снова мучительно защемило… Кузя… вот кто был к ней на самом деле привязан – без фальши, без подспудного материального интереса…
Следующий удар был еще болезненнее.
Дом, в который она вложила все свои деньги, о котором давно мечтала, который уже видела во сне, дом ее мечты сгорел в считаные минуты…
И вот – новый, страшный удар.
Они похитили Машу… Ее девочку, единственного родного человека.
Анна Сергеевна закрыла лицо руками и застонала.
Отношения с дочерью складывались с трудом. Наверное, в этом была ее собственная вина. Анна Сергеевна все время работала, даже когда она находилась дома, ее мысли занимали служебные проблемы. Она почти не слушала Машу, отвечала ей невпопад…
Но ведь такова жизнь. Одинокая женщина должна уметь собраться, отбросить все второстепенное, должна уметь постоять за себя. В конце концов, она обеспечивала дочку всем необходимым. А все остальное – это лирика, пустая трата времени и сил.
Или она ошибалась? Или дочери требовалось совсем другое – теплота, ласка, материнское внимание, долгие вечерние чаепития, разговоры ни о чем…
Теперь поздно гадать.
Они нанесли страшный, смертельный удар.
Они… кто они такие? Чего они хотят от нее?
Анна Сергеевна не сводила глаз с умолкшего телефона. Она ждала, что этот телефон снова зазвонит, и ей объяснят, за что ей это все… Объяснят, в чем она виновата и чего от нее хотят…
– За что?! – произнесла Анна Сергеевна вслух, не ожидая ответа.
И вдруг в коридоре раздались тяжелые шаги, дверь ее кабинета распахнулась…
Анна подняла глаза, хотела рявкнуть на вошедшего, на того, кто посмел без стука войти в ее кабинет и прервать ее безрадостные мысли…
Но раздраженный окрик застыл на ее губах.
В дверях кабинета стоял Семен Тимофеевич.
Коренастый, массивный человек с квадратным лицом и тяжелым, безжалостным взглядом серых глаз. В прошлом – уголовный авторитет по кличке Бульдозер, он давно уже вывел тюремные наколки и сделался легальным бизнесменом, владельцем многих дорогостоящих активов…
Хозяин.
Про себя Анна называла его именно так – хозяин.
– Ну что, Аня, как дела? – проговорил Семен Тимофеевич, сверля ее своим страшным взглядом.
Она привстала, показала ему на стул, снова безвольно опустилась. Он сел, не сводя с нее взгляда.
– Ты ничего мне не хочешь рассказать? – Слова падали, как тяжелые камни. Хуже – как комья глины, падающие на крышку гроба. Ее гроба.
– У меня беда, Семен Тимофеевич… – проговорила Анна непослушными губами.
– Беда-а?! – протянул тот со странной усмешкой. – Да, пожалуй, у тебя действительно беда!
Он поднял руку, щелкнул короткими корявыми пальцами, и тут же двое молодых парней втащили в кабинет кого-то бесформенного, окровавленного, страшного, в котором Анна Сергеевна не сразу узнала Виталика, своего Виталика…
Впрочем, ей теперь уже было все равно. Все самое страшное уже случилось. Ее девочку, ее тихую худенькую Машу держат где-то в сыром подвале злодеи, в душах которых нет ничего человеческого, и вскоре начнут мучить, а потом убьют.
