Крейг Бинки относился к Биндабу с симпатией, поскольку считал его одним из самых одаренных сотрудников своей газеты. Он мог с ходу процитировать Маркса или Спинозу (хотя не читал ни того ни другого), однако не знал, как выглядят яблоки, и никогда не видел озер. Он не читал Мелвилла, но знал на память все стихи антиамериканских боливийских поэтов и видел своей главной задачей борьбу с пуританством.
– Отделай мэра, – приказал Крейг Бинки.
– Он написал книгу?
– Конечно же нет. Он ничего не сказал мне о корабле.
– А я здесь при чем?
– От него и мокрого места не должно остаться!
– Господин Бинки, вы меня обижаете. Я вовсе не наемный убийца.
– Ты ошибаешься, Биндабу. Ты самый что ни на есть настоящий убийца. Что мне в тебе особенно нравится, так это твоя любовь к громким словам!
– Но ведь мэр всегда был вашим союзником!
– Разделайся с ним, растопчи его в грязь, разорви на клочки!
На следующий день «Гоуст» опубликовал погромную статью, в которой мэр назывался мужланом, сутенером, крокодилом, нацистом, популистом, фашистом, педиком, дикобразом и пьянчугой.
«Сан» не оставалось ничего иного, как только встать на защиту мэра. Обе газеты начали стремительно терять своих читателей, переключившихся на нейтральный новый таблоид «Дайм», стоивший всего лишь доллар. «Сан» и «Гоуст» вступили в новый этап войны, хотя ни один из сотрудников «Сан» не понимал, почему Гарри Пени решил вдруг вступиться за мэра. Люди стали уходить с работы и переходить в стан врага. Некоторые связывали эти события с приближением нового тысячелетия. Конечно же, говорили они, ведь прошло две тысячи лет, и мы вот-вот должны вступить в новую эру.
В сентябре, когда из Канады задули холодные ветры, людям стал вспоминаться старый город. Зимою, как известно, время становится сверхпроводимым. В эту пору под напором удивительных событий мир может разбиться вдребезги, чтобы уже в следующее мгновение воспрянуть новым, гладким и чистым, словно прозрачный лед.
Хардести Марратта и Прегер де Пинто ехали вдоль реки на велосипедах, подгоняемые потоком машин, которые по сигналу светофора неудержимо стремились вперед подобно волне прилива или кавалерийской бригаде. Серебристые колеса пели, радуясь синеве осенних небес. Этой осенью краски почему-то казались особенно яркими. Несмотря на то что краски эти были растворены в прохладном озере осеннего воздуха, они источали тропический жар. На землю легли четкие тени, летняя дымка мгновенно исчезла, открыв линию горизонта.
Прегер тайно поручил дюжине репортеров и аналитиков заняться проблемой Джексона Мида. Они трудились в архивах, библиотеках, компьютерных центрах и на улицах. Пятеро из них продолжали наблюдение за кораблем. Хардести, Прегер, Вирджиния, Эсбери и Кристиана также посвящали этой проблеме большую часть своего времени. Кристиана незаметно следила за всеми действиями Гарри Пенна. Всю информацию они заносили в компьютер, надеясь выявить скрытые связи. Поскольку все это происходило без ведома Гарри Пенна, Прегер чувствовал себя не слишком уверенно. При этом он и не догадывался о том, что работавший на него Эсбери занимался в основном поисками запасных частей, а Кристиану интересовал скорее не Джексон Мид, а огромный белый конь.
Прегер и Хардести направлялись к разгрузочной станции Айри Лакаванна, поскольку до них дошли слухи о том, что туда с запада один за другим прибывали составы, загруженные строительным оборудованием. Пока они ехали на юг, Прегер поведал Хардести о крахе рынка металлов. Бедфорд сообщил, что две дюжины совершенно новых компаний закупили невероятное количество стратегических металлов, за которые они уже внесли наличными не менее миллиарда долларов. Металл скупался по всей стране, но, судя по всему, предназначался именно для Нью-Йорка.
– А что же правительство? – спросил Хардести. – Неужели оно об этом не знает?
– Согласно Бедфорду, – ответил Прегер, – в правительстве считают, что ничего страшного не происходит. Они уверили его в том, что эти нарушения носят временный характер и потому беспокоиться не о чем. Помимо прочего, Бедфорд встречался с главой Товарной контрольной комиссии, и ему показалось, что тот вел себя так, словно находился в состоянии гипноза.
– Ты полагаешь, это как-то связано с Мидом? – спросил Хардести, борясь со встречным ветром.
– Скорее всего.
– Сколько же у этого человека должно быть денег, если один титан обошелся ему в миллиард долларов?
– Судя по всему, это часть его оборотного капитала. В данном случае мы имеем дело с чем-то совершенно необычным. Если у него и существуют какие-то проблемы, то лежат они совсем в Иной сфере. Доктор Мутфаул и господин Сесил Були тоже нисколько не походят на секретарей миллиардера.
– С чего ты это взял?
– Вспомни их китайские шляпы и остроносые комнатные туфли! К тому же полотна с изображением вознесения святого Стефана, приписываемого Буончьярди, согласно мнению экспертов, вообще не существует!
– Но мы же видели его собственными глазами!
– Они о картине даже не слышали! Но это еще не все. Один из наших аналитиков просматривал записи о посещении гавани неизвестными судами и материалы карантинной комиссии, которая должна была первой заинтересоваться происхождением корабля. Помимо прочего, эта же комиссия вела учет лиц, похороненных на кладбищах для нищих. Любопытства ради он решил просмотреть и эти записи, выбрав дела на нужные буквы, и едва не лишился чувств от изумления. В самом начале этого столетия на кладбище для бедных преподобным Овервери был похоронен доктор Мутфаул. В регистрационной книге против этого имени значилось: «Убит ирландским юнцом по имени Питер Лейк и его узкоглазым приятелем-толстяком Сесилом Мейчером». Вспомни давешнего господина Сесила Були – тебе приходилось видеть кого-нибудь толще и узкоглазей, а? Да и «преподобный доктор Мутфаул» – не самое частое сочетание, хоть сейчас, хоть когда.
– Так-то оно так, но человек, о котором там идет речь, был убит сто лет назад, верно? Что до господина Були, то ему, судя по всему, лет двадцать, а Мутфаулу, скорее всего, не больше пятидесяти. Что ты на это скажешь?
– Жуть, да и только!
– А что писали об этом убийстве газеты?
– Ни пресса, ни полиция на него никак не отреагировали. В это время в городе шли непрестанные гангстерские войны, и потому на бытовые убийства внимания никто не обращал.
– Никто не обращает на них внимания и сейчас.
Они пристегнули свои велосипеды к ограде и перебрались по трубам на противоположный берег Гудзона, где находилась чудесным образом ожившая через полстолетия железнодорожная станция. Была суббота, однако по платформам, возле которых стояли товарные поезда, сновали сотни погрузчиков и тысячи строителей в желтых касках. На длинных открытых платформах виднелись бульдозеры, краны и отдельные детали огромных, размером с дом, машин.
