– Вы это серьезно? – Питер Лейк смотрел на старичка с явным недоверием. – Разве мы когда-нибудь встречались?
Гарри Пенн залился звонким смехом.
– Я – Гарри Пенн! – воскликнул он.
– Стало быть, вы – владелец газеты «Сан» и мой начальник? Поверьте, я вижу вас впервые!
– Ошибаетесь! – воскликнул торжествующим голосом Гарри Пенн. – Со времени нашей последней встречи прошло больше восьмидесяти пяти лет. Тогда мне не было и пятнадцати. Нет ничего удивительного в том, что вы меня не помните, но вас-то я узнал с первого взгляда! Должен заметить, что вы не постарели ни на день!
Питер Лейк заглянул в глаза старику, ожидая продолжения истории и пытаясь представить, как тот мог выглядеть в пятнадцатилетнем возрасте.
Гарри Пенн, пришедший в необычайно возбужденное или, вернее, восторженное состояние (он пребывал в нем до самой кончины), попытался собраться с мыслями.
– Мне вспомнилось еще более раннее время, когда мне было всего четыре годика. Мы ехали по горной дороге, ведущей к озеру Кохирайс. Стояло прекрасное июньское утро. Мы провели ночь в гостинице и ждали, когда отец то ли получит, то ли отправит какую-то важную телеграмму. Мне очень хотелось поскорее попасть в Кохирайс, но отец сказал, что мы отправимся в путь только около полудня. Делать было нечего, и я принялся бродить по округе, пока не нашел большой-пребольшой черничник. Я провел бы на нем не один час, если бы не поезд… Его вид вызвал у меня непонятную оторопь. Поезд понравился мне настолько, что я решил его остановить. И знаете, как я хотел это сделать? – Питер Лейк покачал головой. – Я хотел бросить в него ягоды! Я взял в руку самую большую черничину и встал наизготовку возле рельсов. В тот момент, когда семидесятитонный локомотив поравнялся со мной, я бросил в него ягоду. После этого поезд не только не остановился, но понесся еще быстрее и уже через несколько мгновений исчез за поворотом. И знаете, как я на это отреагировал? Подобного облегчения я не испытывал никогда в жизни! Мне казалось, что с моей души свалился тяжелый камень. Я побежал к гостинице, решив никогда больше не бросать в поезд чернику. Все должно идти своим чередом. Признаться, я думал, что вы немало удивитесь нашей встрече, но вы, похоже, меня вообще не помните…
– Нет, сэр, не помню.
– В этом нет ничего удивительного. Семидесятитонный локомотив невозможно остановить маленькой ягодкой. Но сестру-то мою вы, надеюсь, не забыли?
– Как вам сказать. Вы говорите о событиях почти столетней давности. Я помню то время крайне смутно…
– Выходит, вы не помните собственную жизнь?
– Так оно и есть.
– Я помогу вам.
– Сделайте одолжение. Я буду вам очень признателен. Я мучаюсь этим с того самого момента, как меня вытащили из воды…
– Вы не знаете даже собственного имени?
– Вы правы, сэр, я запамятовал даже собственное имя!
– Идемте, – сказал Гарри Пенн. – Я хочу показать вам два замечательных портрета.
Питер Лейк поднимался вслед за Гарри Пенном по лестницам «Сан», держась рукой за бок. Каждый шаг отзывался в ране резкой болью, и тем не менее он не столько поднимался, сколько взлетал по лестнице и не воспарял к потолку единственно усилием воли. Ставший свидетелем этого во всех отношениях необычного явления молодой копировщик разинул от изумления рот и выронил толстую пачку бумаг, полетевших по коридору с той же легкостью и изяществом, с какими Питер Лейк поднимался по лестнице.
Железным усилием воли Питер Лейк заставлял свое тело шагать по коридору. Забудься он хотя бы на миг, оно, пробудившись к какой-то неведомой ему новой жизни, тут же прошло бы сквозь стену и, влекомое заоблачными далями, взмыло бы ввысь.
Он вошел в кабинет Гарри Пенна и тут же увидел два стоявших на столе больших портрета, от которых исходило нечто дотоле ему неведомое, ибо они источали удивительную, играющую тончайшими оттенками цветов, изменчивую, словно отблеск солнца на поверхности морской волны, ауру. Люди, изображенные на портретах, казались живыми не только Питеру Лейку, но и Гарри Пенну. Темный фон, слегка подсвеченный невидимыми лучами, которые выхватывали плывущие в его разреженном пространстве мельчайшие пылинки, уходил в бездонные глуби. Казалось, что Беверли, сжимавшая в правой руке сложенный веер и касавшаяся левой рукой складок голубого шелка, собранного на плече серебряной брошью, вот-вот улыбнется. В ее взгляде читалось не только благоволение и всепрощение человека, взирающего на мир из далекого прошлого, но и знание его удивительной и прекрасной будущности. Изображенный же на портрете Питер Лейк в отличие от нее испытывал явную неловкость и неуверенность в себе.
Они действительно были живыми, и эти слова, которые не являлись ни фигурой речи, ни поэтическим образом, ни метафорой, следовало понимать буквально. Мало того, Беверли внимательно следила за происходящим.
– Вы – Питер Лейк. А это моя сестра Беверли, – громко произнес Гарри Пенн.
Питер Лейк поднял руку в красноречивом жесте: «Тише-тише! Я и сам это знаю!» Теперь он знал все. Мало того, он знал то, чего не знали другие.
Он посмотрел в глаза Беверли и, резко развернувшись, направился к двери.
– Художник писал эти портреты весь день, – стал рассказывать едва поспевавший за ним Гарри Пенн. – В тот день стояла прекрасная погода, и мне страшно хотелось побродить по берегу озера, но Беверли уговорила меня остаться с ней. Я то и дело присаживался на стоявший за Беверли маленький стульчик и за весь день так и не увидел солнца. Каково же было мое удивление, когда ближе к ночи я обнаружил, что мое лицо и руки покрылись золотистым загаром! Она сказала, что это лишь часть награды за мое терпение. Смысл ее слов стал понятен мне только сейчас.
Гарри Пенн остановился и, проводив взглядом сбегавшего по лестнице Питера Лейка, вернулся в свой кабинет, дабы продолжить руководить газетой.
Полный, вечно щурящийся Сесил Мейчер разгневался не на шутку.
– Сделай то! Сделай это! Сделай то! Сделай это! – повторял он снова и снова, глядя на письменный стол, заваленный тоннами бланков, накладных на материалы, запросов, требований и разноцветных памятных записок, написанных рукой Джексона Мида, на каждой из которых значилось: «Срочно, безотлагательно, нулевым приоритетом! Если бы я был султаном, я бы приказал отрубить вам голову, за то что вы до сих пор не выполнили этого поручения!»
Он сжал свой кулак так, что тот стал походить на маленькую круглую булочку, и изо всех сил ударил им по огромному столу, на что полдюжины электронно-лучевых мониторов ответили возмущенным помигиванием.
– Сам же он при этом целыми днями сидит на одном месте! – прошипел Сесил, явно пытаясь распалить себя еще сильнее. – Подумаешь, командир нашелся! «Господин Були, пошлите двадцать тысяч грузовых вагонов на железные рудники Миннесоты! Господин Були, перестройте супертанкеры, строившиеся нами в Сасебо, в транспортные суда для перевозки жидкого водорода! Господин Були, удвойте план производства титана предприятиями Ботсваны! Сделайте то! Сделайте это!» Еще немного – и я просто сойду с ума!
