Я не стал говорить, что и тогда могу передумать и выбрать смерть вместе с Декой. Не каждому богу доставался подобный выбор. Так что мне здорово повезло.
Итемпас кивнул:
– Мы почувствовали, что ты принял решение.
Я поморщился:
– Ну никакой романтики. А я-то думал, что переживаю оргазм.
Он пропустил мою непочтительность мимо ушей: сила привычки.
– Твоя любовь к этим двоим была очевидна с момента твоего превращения в смертного, Сиэй. Только ты сам сопротивлялся этому знанию.
Когда он впадал в подобное ханжество, я начинал беситься. Поэтому я сменил тему:
– В любом случае спасибо за попытку. За то, что пытался помочь.
Итемпас негромко вздохнул:
– Порой я начинаю гадать, почему ты так скверно думаешь обо мне. Потом вспоминаю.
– Ага. Ну ладно. – Я пожал плечами. Мне почему-то было неловко. – Ликуя придет забрать тебя?
Я не добавил то, что и так было ясно: «когда ты вновь станешь смертным».
– Да.
– А ведь она действительно любит тебя.
Он чуть повернулся ко мне – ровно настолько, что я смог увидеть его лицо.
– Да.
Что-то я разболтался, и он это заметил. Я раздраженно закрыл рот. Тишина сомкнулась вокруг нас. Так-то лучше. В прежние дни я любил проводить с ним время в молчании. Только с ним. В любом другом обществе я неудержимо спешил заполнить тишину шумом, действием, разговором. А ему никогда даже не приходилось приказывать мне посидеть тихо. С ним мне самому только того и хотелось.
Он пристально смотрел, как солнце постепенно клонится к горизонту.
– Спасибо тебе, – вдруг проговорил он, немало меня удивив.
– Э-э-э… Не понял?
– За то, что пришел сюда.
Услышав это, я вздохнул, завозился, провел ладонью по волосам. Затем поднялся и встал с ним рядом. От него мощно веяло жаром, кожу стягивало даже на расстоянии фута. Он мог пылать огненным светом всех солнц вселенной, но большей частью смирял этот огонь, позволяя другим приблизиться к себе. Применительно к нему то было, по сути, доброжелательное приглашение – ибо он, глупец, никогда и ни под каким видом не сознался бы, что одинок.
Почему я, сын, никогда не замечал его одиночества? И как меня после этого следовало называть? Дважды глупцом?
И я стоял подле него, наблюдая, как верхняя горбушка солнца распласталась по краю мира, растеклась и истаяла. Как только это произошло, Итемпас судорожно ахнул, и я ощутил резкий толчок жара, как если бы что-то улетучилось и унеслось прочь. То, что осталось, было самым обычным человеком, мужчиной средних лет, в простой одежде, поношенных башмаках (вновь ставших коричневыми, ха-ха!) и с непрактично длинными волосами. Он стал заваливаться, как сломанное дерево: уход божественности лишил его сознания. Я подхватил его, осторожно опустил наземь и устроил его голову у себя на коленях.
– Старый дурак, – прошептал я.
И стал гладить его белые волосы.
Вот бы все на этом и кончилось…
Ага, как же. Буквально в следующий миг я ощутил сзади чье-то присутствие. Я не стал оборачиваться. Пусть Ликуя думает что угодно о своем отце и обо мне. Я устал питать к нему ненависть.
– Заставь его украшать волосы, – сказал я, просто чтобы начать разговор. – Раз уж он решил убирать волосы по-темански, пусть делает это правильно!
– Вот, значит, как, – произнес Каль, и я потрясенно замер. Он говорил тихо и с сожалением. – Ты его простил.
Что за…
Я не успел завершить эту мысль – он оказался передо мной, по другую сторону Итемпаса, и уже заносил руку. Движение казалось мне бессмысленным, пока он не бросил руку вниз, и тогда-то – уже поздно – я припомнил, что именно от чего-то в таком роде Ликуя и оберегала отца.
Но к тому времени рука Каля уже по самое запястье погрузилась в грудь Итемпаса.
Итемпас дернулся всем телом и открыл глаза, его лицо свела судорога невыносимой боли. Я не стал тратить время, крича «не-е-е-ет», как зачем-то делают смертные. Пусть их; вместо этого я что было сил вцепился в руку Каля, пытаясь не дать ему совершить то, что, как я понимал, было у него на уме. Но я был всего лишь смертным, он же – богорожденным, и он не только вырвал сердце Итемпаса движением настолько быстрым, что в воздухе повис красный туман, но одновременно и отшвырнул меня на другой край лужайки. Прокатившись, я остановился в помятой, источавшей сладко-солоноватый запах траве, в каких-то трех футах от края. Верхнюю платформу, где мы находились, окружали ступени, но если бы я их проскочил… Лететь вниз было далековато – несколько сот футов.
Я затряс головой, приходя в себя, кое-как сел и почувствовал, что у меня вывихнуто плечо. Я заорал от боли, а когда в легких кончился воздух, увидел Каля, стоящего между мной и телом Итемпаса. Он держал в руке сердце, истекающее багровыми каплями, лицо у него было непреклонное.
– Спасибо, – поблагодарил он. – Я за ним много лет охотился. Его дочь-демоница больно уж ловка прятаться. К счастью, я понял, что следить надо за тобой и тогда рано или поздно у меня появится шанс.
– Да что… – начал я. Продолжить удалось не сразу. Трудно думать, отвлекаясь от боли. Но если уж смертным это иногда удавалось, значит удастся и мне. Скрипя зубами, я все-таки заговорил: – Да что с тобой, во имя всех преисподних? Ты же знаешь, что это его не убьет. Зато Наха с Йейнэ теперь на тебя обязательно насядут…
Я больше не был богом и не мог призвать их силой мысли. Что вообще мог сделать я, смертный, перед лицом бога возмездия в миг его торжества? Ничего. Ровным счетом ничего.
– Так пусть явятся. – До чего знакомая наглость! Где я видел ее прежде? – Пока они меня еще не нашли. Теперь я смогу доделать ту маску и забрать ее у Узейн.
Он высоко поднял сердце Итемпаса, упоенно разглядывая его, и я впервые увидел на его лице улыбку откровенного удовольствия. Его губы разошлись, показался клык…
…заостренные зубы, почти как у…
– Осталась лишь искорка, но ее вполне хватит.
Я понял, что он имел в виду. Или мне так показалось. Калю требовалась не просто кровь или плоть Итемпаса, но чистая лучезарная мощь бога Света. Будучи смертным, Итемпас ею не обладал. Когда он принимал свой истинный облик, к нему было не подступиться. Оставался лишь миг между божественностью и смертностью, когда он был одновременно и ценен, и уязвим. А я, утративший могущество, оказался никчемным охранником. Ликуя правильно делала, не желая мне его доверять. Правда, у ее недоверия была иная причина.
– Хочешь забрать маску у Узейн? – Я сел поудобнее, придерживая нещадно болевшую руку. – А я-то думал…
Нет, нет, нет. Как же я ошибался…
Маска, предназначенная сообщать носителю божественное могущество. Только вот предназначал ее Каль отнюдь не для смертных.
