Пока он несмело приближался, Паучок оглянулась на меня. Ее глаза блестели.
– Ты ведь хочешь разузнать насчет Каля?
– Откуда ты знаешь? – удивленно моргнул я.
Она улыбнулась:
– Я-то, братец, по-прежнему ясно слышу этот мир. Ветер говорит, что ты сейчас на побегушках у Ахада, этого новенького. И все знают, на кого он, в свою очередь, работает.
– Я вот не знал, – поведал я и не сумел полностью согнать с лица кислое выражение.
– Это потому, что ты взбалмошный и капризный. И потом, разве не для этого ты сюда заявился? Больше в Теме тебя ничто привлечь не могло!
– Может, я просто хотел с тобой повидаться…
Она рассмеялась так весело и звонко, что я поневоле заулыбался. Мы с ней всегда понимали друг дружку.
– Ну ладно, ради прошлого. Ради тебя, Сиэй.
Паучок сделала быстрый пируэт, оставивший на песке странный и могущественный узор, встала на носок и наклонилась ко мне, причем ее вторая нога изящно взвилась к небу. Ее глаза, до этого момента обыкновенные карие, внезапно засияли и изменились. Откуда-то взялись еще шесть крохотных радужек со зрачками, заняв место вокруг прежних, а те немного ужались, давая им место. Ловец ракушек остановился в нескольких футах от нас, его глаза округлились при виде этого зрелища. Я его не винил: Паучок была великолепна.
– Время никогда не было таким прямолинейным, как того хотелось бы Итемпасу, – проговорила она, гладя меня по щеке. – Оно больше похоже на паутину, и мы танцуем на ее нитях. Ты это знаешь.
Я кивнул и уселся напротив нее, скрестив ноги.
– Никто не умеет танцевать так, как ты, сестрица. Расскажи, что можешь.
Она тоже кивнула и некоторое время молчала.
– На равнинах был зажжен огонь… – начала она.
Пока она говорила, я на мгновение увидел позади ряда ее зубов шевелящиеся щупальца, похожие на пальцы. Когда она пребывала в таком состоянии, то разговаривала при помощи магии, иначе она не говорила бы, а шепелявила, а тщеславие этого не допускало.
– Огонь? – подсказал я, когда молчание затянулось.
Ее глаза стрельнули по сторонам, обшаривая миры, которых мне даже во времена божественности никогда не удавалось достичь. За этим я, собственно, сюда и явился. Паучка непросто было уговорить обозреть прошлое или будущее, уж очень она не любила танцевать на этих тропинках. А когда приходилось, она делалась странной и опасной и желала лишь прясть, спариваться и есть. Собственно, в этом мы с ней были похожи: мы оба некогда носили иной облик и своеобычными способами исследовали собственную природу. Новые способы понравились нам больше прежних, но от прошлого так просто не отречешься.
– Кажется, факел держит новая энну даррцев. Но огонь распространится далеко-далеко за пределы этого царства.
Я невольно нахмурился:
– Как могут деяния смертных повлиять на что-либо, кроме дел смертного мира?
Вопрос прозвучал глупо. Как будто мне не пришлось страдать две тысячи лет из-за злобы одного-единственного человека!
Паучок задрожала, ее глаза остекленели, однако равновесия она не теряла, продолжая хранить танцевальную позу на одном пальце. Юноша с ракушками недоуменно хмурился, не поднимаясь с колен, ведерко стояло перед ним. Я знал: отделавшись от меня, Паучок потребует с него танец. Если танец ей понравится и если парню повезет, она несколько часов будет заниматься с ним любовью, после чего отошлет. Если же удача от него отвернется… Что ж, ракушки станут отличной закуской, а в остальном – просьба не обижаться. Смертные, решившие нас любить, хорошо знают, на какой риск идут…
– Морская раковина. – Голос Паучка упал до шепота, невнятного и невыразительного. – Она плывет на зеленом дереве, сияя, как белая кость. Внутри – предательство, любовь, годы и снова предательство. Ах, Сиэй! Все твои прежние ошибки возвращаются, чтобы не давать тебе житья…
Я вздохнул, для начала подумав о Шахар, Деке и Итемпасе.
– Знаю.
– Нет. Ничего ты не знаешь. Или, точнее, знаешь, но это знание погребено очень уж глубоко. То есть было погребено…
Она наклонила голову, и все двенадцать зрачков одновременно расширились. Ее взгляд, устремленный на меня, затягивал. Я заглянул в эти дыры и увидел бездонные провалы, затянутые тонкими паутинками. Я тотчас подался назад и быстро отвел взгляд. Всякий, кого Паучок увлечет в свой мир, с этого момента принадлежит ей, и отпускает она далеко не всегда. Даже тех, кого любит.
– Песнь ветра все громче, – прошептала она. – «Сиэй, Сиэй, Сиэй!» – разносится по залам неисповедимого его шепот. И что-то начинает двигаться в этих залах, впервые после рождения Энефы. Это нечто живое. Оно думает. Оно взвешивает тебя…
Я ждал чего угодно, только не такой чепухи. Не такие слова я хотел бы услышать. Я нахмурился и облизнулся, гадая, как бы направить ее к тем знаниям, в которых я нуждался.
– Так что там насчет Каля, сестра? Это враг Арамери.
Она вдруг с силой мотнула головой и закрыла глаза:
– Он – твой враг, Сиэй, а вовсе не их. Они сейчас неважны. Они лишь невинные, ха-ха, свидетели происходящего…
Она содрогнулась всем телом и, к моему изумлению, даже покачнулась на носке, едва не потеряв равновесия. Юный сборщик ракушек поднял взгляд, на его лице читался религиозный экстаз. Я услышал, как он вполголоса пробормотал горячую молитву. Мы, боги, никогда не нуждались в молитвах, но никто не отрицал, что слышать их очень даже приятно. Они ощущаются почти как… ну… как толчки, что ли. Или как прикосновение дружеской ладони к спине, ведь даже богам временами нужно ободрение и поддержка.
Мгновение минуло, и Паучок выправила позу.
– Итемпас, – как-то устало проговорила она наконец. – Он – ключ ко всему. Оставь упрямство, Сиэй. Просто поговори с ним.
– Но… – Я вовремя прикусил язык и не произнес то, что собирался. Ибо она наконец дала мне то, в чем я нуждался. И мне ли жаловаться, что она сказала вовсе не то, что я желал бы услышать. И я лишь добавил: – Отлично.
Она со вздохом открыла глаза, и я увидел, что они снова сделались человеческими. Когда она выпрямилась и сошла с узора, начертанного на песке, аккуратно убрав пальчик ноги из его центра и не потревожив рисунка, я заметил остаточный налет магии вдоль его линий.
– А теперь уходи, братец. Приходи через миллион лет. Или когда вздумается.
– Не смогу, – тихо ответил я.
Через миллион лет от меня не останется даже праха.
Она взглянула на меня, и на краткий миг ее глаза вновь странно блеснули.
– Верно. Не сможешь. Ты просто не забывай меня, братец, за всеми этими новыми тайнами, которые тебя ждут.
Я по тебе буду скучать!
С этими словами она повернулась к юному ловцу и протянула ему руку. Он вскочил с колен и схватил эту руку, а его лицо озарилось восторгом, но тут у нее выросли еще четыре дополнительные руки и разом крепко обняли паренька. Я подумал о том, что он ей вроде как помог, поэтому не исключено, что она оставит его в живых. Может быть…
