А у меня — три дня на выполнение ответственного задания. Уже, собственно, меньше трех дней.
— Извините, Василий Павлович, — с грустью сказал я. — Если бы…
И тут его колючие глаза оценили, наконец, ситуацию. Они зафиксировали открытое взорам тело Леночки, одиноко лежащей с ноутбуком у подножия лестницы, на которой мы стояли. А еще он наверняка вспомнил направление моего взгляда до той секунды, когда ко мне подошел. И мой вопрос час назад.
Он посмотрел на меня с сожалением. Кажется, Василий Павлович что-то хотел мне сказать, сообщить, предупредить — но со вздохом передумал: бесполезно. Пообещал помнить должок и пошел вниз, обогнув Леночку.
Яхта недвижно стояла на застывшей воде, к ней подошла шлюпка, я увидел, как почтительные руки втаскивают на борт первую Джульетту нашего кинематографа: летящая ткань широкой полупрозрачной накидки, шляпа, черные очки, закрывающие половину ее лица. Она полуобернулась к нам с трапа, увидела, как Василий Павлович молодецкой походкой приближается к пристани, махнула ему и исчезла за рубкой.
А вот и он в шлюпке тронулся к яхте под осторожное урчание мотора. Туда, где мелькали белые фигуры на борту — наши Джульетты и их друзья. Сейчас яхта распустит парус: к Липари, Салине, на Эолийские острова за горизонтом.
Они все туда рано или поздно уходят. А как жаль.
Леночка осталась — здесь, на ее лежанке. С хрустом надкусила яблоко — звук был слышен даже на лестнице, где я стоял.
И я остался с ней.
Внутри у нас вселенная
Ну и вот, жизнь стала простой: наводишь артиллерийский бинокль на компьютер бедной девушки, копируешь адрес ее ЖЖ, лезешь на своем компьютере туда без спроса. Хотя что значит без спроса, эта штука предназначена для того, чтобы ее читали более-менее все.
А тут как раз такой приятный ранний вечер, я под хорошей охраной (интересно, а ночью эти два парня или их сменщики меня тоже охраняют?). И вот я открываю ЖЖ девушки Лены и вижу там всякую веселую переписку с друзьями.
Так, а тут у нас что? Много стихов, занятно. Вот даже один как бы коллективный — друзья развлекаются. Кажется, будут потом вместе эти строчки петь и хихикать. Или уже так сделали, странице больше двух месяцев.
ВСЕ:
внутри у нас вселенная
большая, широченная.
Лена, давай!
ЛЕНА:
пока придумалось только —
и вам она откроется,
как вся святая троица.
IGOR POTERYAEV:
:)
ЛЕНА:
Ну, хорошо, еще вот так —
и вам она распахнута,
как александра пахмутова.
а кто вот так вот скалится,
в нее не допускается.
IGOR POTERYAEV:
круто. Может, как-то развить про то, что там есть? Во вселенной этой?
ЛЕНА:
а там мы ходим тощими
с авоськами и тещами
(к сожалению).
IGOR POTERYAEV:
а там мы ходим голыми
с большими суши-роллами.
ЛЕНА:
а там мы ходим лысыми
с бездарными актрисами,
и там мы ходим пьяными,
не скрытые панамами.
IGOR POTERYAEV:
полета не хватает, ветра под крыльями. Ленка, давай, давай, ты же всё можешь!!!:)
ЛЕНА:
и ветер в небе сильными
нас обнимает крыльями.
IGOR POTERYAEV:
О!!!
ЛЕНА:
в общем, начало такое —
внутри у нас вселенная,
большая, широченная —
вам следует понять ее
и заключить в объятия.
Конечно, я тогда, сначала, еще не понимал, что у меня перед глазами. Кто это там у нас «всё может»? Ну, покажите, покажите мне — что такое «всё».
Вот тут у нас что за стихи?
Ты независим и горд, как слон —
Пройдет по телу приятный зуд.
Гиены верят, что ты силен —
А после горло перегрызут.
А что, она хорошо пишет. Я представил себе ее смешное, в общем, лицо — волосы падают на серые глаза, нос совершенно не итальянский (чуть толстенький), непохожа на новую русскую из города Урюпинска-Дальнего, на звезду из Гадюкина-Центрального, просто девочка… Стоп.
Что это я только что прочитал? Прочитал три страницы назад и не заметил, думая о чем-то своем. Почему оно заставило себя вспомнить? Что это было?
Знаешь, мама — Бога банкиры жирные
Нам такие силы дают кредитами!
Их бы в дело! Нет, мы растем транжирами,
Вроде бы богатыми — но сердитыми,
Прожигаем тысячами — не центами
Божье пламя — трепетное, поэтово!
Но они потребуют всё. С процентами.
И вот лучше б нам не дожить до этого.
Кто это написал?
В растерянности я попытался оторваться от проклятого экрана. Так нельзя. Что я делаю? Чем я занят?
Я вдруг представил себе Палермо — город с отвратительными нищими окраинами (окраины все такие?), из которых можно час выруливать на страду (вот же она за сетчатым забором — но попробуй выберись на нее с разбитых улиц, куда тебя занесло). Но есть другой Палермо, с грандиозным Театро Массимо на площади Верди, оттуда надо идти к морю, где гавань Ла Кала, лучше через переулок Оролоджо; там можно остаться навсегда и не уходить. Это настоящая, удивительная Италия.
И по переулку Оролоджо идет девочка, сдувая иногда выпяченными губами волосы, лезущие в глаза. Идет девочка, в голове у нее вот такие стихи. Страшно, что споткнется, упадет, что-то с ней случится. И стихов не будет.
Я попытался взять себя в руки: да что со мной. Может, это не она написала, кого-то цитирует? А кого?
Возвращаюсь к экрану — я, в конце-то концов, занят делом. Я кое-кого ищу. Не девушку по имени Лена — ее я уже нашел, она никуда отсюда не денется. Есть еще один персонаж, который мне нужен. И вот — с тех же самых залитых синим страниц ЖЖ — очень уместные строчки:
По салютам, ракетным стартам,
По воронкам и перестрелкам —
Я слежу за тобой по картам,
Я иду за тобой по стрелкам.
Между строк, по чужим ухмылкам,
По аккордам, по первым звукам —
Я хожу за тобой по ссылкам,
Я читаю тебя по буквам.
