– А что коагулограмма? Ну да, сворачиваемость у тебя понизилась. Так это бывает. Ты зернистый творог ешь, как я тебе сказала? А рыбу? Отвары пьешь? Ту же крапиву двудомную, например.
– Ем и пью, – усмехнулась Лиля. – Но это без толку. Ладно. Спасибо, Анна Васильевна. Пойду я.
Она поднялась со стула и направилась к выходу.
– Да погоди ты! Вот упрямая, – проворно схватила ее за руку гинеколог. – Ну, нельзя же так. Ты себя изведешь. Доходить-то осталось десять недель, а ты посмотри, на кого стала похожа! Вбила в голову невесть что. И себя мучаешь, и малыша своего. Опомнись, пока до беды дело не дошло!
И отдельными словами, и интонациями Анна Васильевна вдруг до того напомнила Лиле ее бабушку, что она даже вздрогнула. Почему-то стало неуютно, хотя раньше мысли о бабушке неизменно рождали внутри волну тепла.
– Анна Васильевна, а вот это куда деть? – резким движением Лиля сунула гинекологу под нос кисти рук, которые до сих пор постоянно отекали. – А то, что я блюю то и дело? А…
Она вдруг оборвала себя и вышла из кабинета.
Лиля встала на ноги, одернула халатик, который на днях подарила ей мама – за то, что хорошо закончила третий класс. Ощутив, как по босым стопам что-то струится, посмотрела вниз. Оказалось, она по щиколотку стоит в ручейке, который неторопливо тек по дну тоннеля.
В красноватом свете, заполняющем все вокруг, жидкость казалась черной. Лиля нагнулась и, обмакнув пальцы, поднесла их к глазам. С мизинца упала вниз блеснувшая на краткий миг багряным большая капля.
Девочка облизнула палец и ощутила на языке соленый привкус. Такой же был у ее крови, которую Лиля попробовала, когда расшибла коленку, упав с качелей.
В ручейке что-то плеснуло. Лиля успела заметить, как на поверхности показалась бледная продолговатая тень, которая тут же снова скрылась в глубине. Девочка опрометью выскочила на берег.
Из ручья, на том месте, где только что были ее ноги, медленно поднялась змея, казавшаяся бледно-розовой. Толстое туловище плавно сужалось к безглазой голове. Змея повернулась к девочке, несколько раз раскрыла и закрыла пасть, и Лиля, застывшая от ужаса на месте, увидела четыре треугольных зуба, росших из верхней челюсти. По шее твари стекала кровь.
Девочка тихо захныкала и попятилась, но уперлась спиной в полукруглую стенку тоннеля. Бросив взгляд налево, она заметила, что дальше, перед поворотом, который едва угадывался в багровой тьме, тоннель чуть расширяется, и боком шагнула туда.
– В те-е-ом-но-о си-и-не-е-м л-е-е-су-у, где-е тре-е-пе-е-щу-ут о-о-си-и-ны-ы… – послышался бабушкин голос. И песня была знакомая. Только вот пела ее бабушка очень странно. Как будто внутри нее был рычажок, как у радиолы, на которой Лиля любила слушать пластинки со сказками. Если повернуть его налево, то диск начинал крутиться медленнее.
Тоскливое пение, глухой голос, звучавший как будто через одеяло – так подружки делали в пионерлагере, когда рассказывали страшные истории… Девочка задрожала и обернулась, собираясь пойти назад.
Змея торчала на прежнем месте. Или нет? Лиле вдруг почудилось, что тварь, не шевелясь, все же как-то приближается к ней.
В спину пребольно врезалась ручка шкафа, и Лиля проснулась. Повела глазами вокруг себя. На какой-то момент вместо старого уютного коридора, по которому она девочкой любила шлепать босыми ступнями, женщине привиделось нечто другое… темное, угрожающее. Но видение тут же рассеялось без следа.
Снова приснился кошмар.
Ну да, понятно. Лиля пришла домой после гемосканирования, стала снимать босоножки, и тут у нее опять закружилась голова. Она присела на табуретку возле шкафа и, видимо, задремала. Немудрено – с ее-то бессонницей.
Лиля наклонилась, чтобы расстегнуть ремешок босоножки, и ощутила, как в животе, под самой кожей, как будто протащили веревку – с одного бока на другой.
Охнув, она тут же выпрямилась и прижала ладони к животу. Под пальцами слегка шевелился Лешик – наверное, во сне, – и все.
– Гады! – чуть не плача, пробормотала Лиля. – Гады проклятые!
Сегодня ей сказали точно – это анкилостомидоз. Доктор сам показал на мониторе сначала созревшее яйцо, а затем и червя – совсем крошечного. Как он сказал: паразит вылупился, но почти сразу погиб. Зато были живы десятки – а может, даже сотни! – других, точно таких же.
И почему она так долго ждала? Могла бы уже давно все выяснить и лечиться. Безопасно лечиться, не химией какой-нибудь, а натуральными средствами. Стоят они, правда… вспомнив, сколько потратила на баночки с пилюлями, Лиля расстроилась, но тут же сказала себе, что так надо. Иначе с этими гадами не справиться. А ведь до родов всего ничего осталось, недель шесть с половиной, если Лешик точно в срок наружу попросится. Врач сказал, этого времени только-только хватит на то, чтобы анкилостом выгнать и сворачиваемость поднять. И то придется усиленный курс пропить.
Лиля вытащила из кармана памятку, которую ей дал врач, и перечитала. Затем посмотрела, сколько пилюль в баночках. Получалось, что первой порции не хватит и на две недели. А надо-то до самых родов пить.
Она прикинула, как лечение отзовется на семейном бюджете, засомневалась было… а потом махнула рукой. В конце концов, самое важное сейчас – здоровье.
И дело не в ней. Из-за этих тварей Лешик может стать уродом, мутантом каким-нибудь. Она читала про такое и видела в Интернете фотографии. Ее, правда, хватило только на пару снимков, а затем Лиля поспешно закрыла страницу.
Стас поймет, почему она тратит такие деньги. Должен понять.
Лиля стояла возле самого угла тоннеля. Теперь пение было слышно отчетливо. Как и шипение, раздававшееся позади.
Девочка обернулась.
Змея уже выползла из ручья, а вслед за ней к берегу подбирались еще несколько таких же тварей. Каждая шипела, и Лиля знала: вскоре они бросятся на нее, осталось совсем чуть-чуть.
Пение впереди стало громче, голос зазвучал торжествующе. Девочка вдруг поняла, что это бабушка зовет змей. Как заклинатель в цирке, куда они всей семьей ходили зимой, когда Лиле исполнилось шесть.
– Бабушка! – захныкала она, будучи не в силах решиться сделать шаг вперед. – Бабушка-а!..
Пение оборвалось. За спиной тоже стало тихо. Лиля, обмирая, чуть повернула голову и отчаянно скосила глаза, пытаясь увидеть, где же змеи.
Змеи неподвижно лежали возле самых ее ног, едва не касаясь головами босых пяток.
Завизжав, Лиля прыгнула вперед, и в то же мгновение по глазам ударил яркий свет, который вспыхнул за поворотом тоннеля.
Проморгавшись, девочка увидела, что лежит в коротком коридоре, ведущем к кухне. Закатные лучи солнца били прямо в недавно вымытое окно. Лиля припомнила, как пару дней назад помогала бабушке – споласкивала тряпки и даже сама протерла раму.
