Теперь он говорил так быстро, словно торопился все высказать, голос его прерывался.
— Я был глуп, боже, как я был глуп, и, что еще хуже, я обманывал друга, злоупотребляя его гостеприимством. Я был потрясен тем, что совершил по легкомыслию. Мне льстило, что я нравлюсь ей… да какому молодому человеку не было бы лестно это? Я позволил ей думать, что мое внимание — нечто большее, чем простая влюбленность юноши и глупые мечты. Она же полюбила меня, искренне и страстно, и ждала от меня каких-то драматических действий. — Лорд по-прежнему стоял к ним спиной. — Я старался убедить ее, что это не только невозможно, но и дурно, нехорошо. Мне казалось, что она понимала меня, — видимо, потому, что я сам искренне был убежден в том, что говорил ей. — Байэм снова умолк, его застывшая фигура была полна отчаяния и трагизма.
Питт и Драммонд обменялись взглядами, но тут же решили, что не следует прерывать его. Любые слова сочувствия в таких случаях могут быть неправильно поняты.
— Но она так и не смогла принять того, что я говорил ей, — сказал Байэм совсем тихо. — Она не принимала отказов мужчин, которые нравились ей, и даже тех, кто был ей безразличен. Все они были игрушками в ее руках. Для нее мой отказ был чем-то окончательным и роковым, как приговор. Можно лишь гадать, что она почувствовала, но, кажется, это подорвало ее уверенность в себе. — Плечи лорда Байэма опустились, он как-то сник, съежился, словно хотел укрыться от внезапной стужи. — Я не мог поверить в то, что она так сильно любила меня. Я не делал ничего, чтобы внушить ей это чувство. Я был просто глупец и всего лишь флиртовал с ней, не более. Я не делал страстных признаний в любви, не давал обещаний… Мне всего лишь, — он шумно вздохнул, — всего лишь нравилось бывать в ее обществе. Я был ослеплен ее необыкновенной красотой, как был бы ослеплен каждый мужчина, окажись он на моем месте.
На этот раз пауза была настолько долгой, что были слышны шаги прислуги в коридоре и приглушенный голос дворецкого, отдающего распоряжения горничной. Наконец Драммонд нарушил молчание:
— Что же произошло?
— Она выбросилась с балкона, — произнес Байэм так тихо, что полицейские едва расслышали. — Смерть наступила мгновенно. — Лорд закрыл лицо руками и опустил голову. Тело его напряглось, и он застыл в этой позе, скрыв свое лицо не только от них, но и от света.
— Мне очень жаль, — хрипло произнес Драммонд. — Очень жаль.
Байэм медленно поднял голову, но они по-прежнему не видели его лица, оно оставалось в тени.
— Благодарю вас. — Казалось, у него перехватило горло. — Это было ужасно. Я понял бы Энстиса, если бы он вышвырнул меня из своего дома и не простил бы до самой смерти. — Байэм взял себя в руки и уже вполне контролировал себя. — Я совершил по отношению к нему самое ужасное предательство, — продолжал он. — Ненамеренно, по глупости, по слепоте юнца, но это погубило Лору, а моя невиновность и искреннее раскаяние уже не могли что-либо исправить. — Он опять вздохнул и продолжил упавшим голосом, словно силы изменили ему: — Но Энстис, сделав над собой невероятное усилие, на какое только может быть способен человек, простил меня. В его печали по погибшей не было ни упрека, ни ненависти к кому-либо, она была тихой и светлой. Энстис предпочитал считать это несчастным случаем, своей личной трагедией. Он всем говорил, что его жена вы-шла вечером на балкон, оступилась в темноте и упала. Никто не посмел усомниться в этом, что бы кто ни думал про себя или даже догадывался. Лора Энстис умерла в результате несчастного случая. Ее тело покоится в семейной усыпальнице.
— А Уильямс Уимс? — не выдержал Драммонд, забыв о присущем ему такте.
Байэм наконец повернулся к ним, лицо его было бледным, на губах — тень вымученной улыбки.
— Уимс пришел ко мне два года назад и заявил, что он родственник швейцара, служившего в доме Энстисов в те годы, и что ему известно, что мы с леди Энстис были любовниками. Она покончила с собой, когда я прекратил нашу связь. — Байэм подошел к дивану, на котором сидели Питт и Драммонд. — Я был потрясен тем, что кто-то знает о нас больше того, что знают все. — Он пожал плечами. — То есть что ее смерть — трагический несчастный случай. Возможно, на моем лице Уимс заметил чувство вины, которое до сих пор не покидает меня, и решил воспользоваться этим.
Наконец лорд Байэм сел.
— Разумеется, я опроверг эту ложь и отрицал, что был любовником леди Энстис. Не знаю, поверил он мне или нет, но продолжал твердить свое. — Улыбка на лице Байэма стала заметней и горше. — Очевидно, этим он хотел показать, что мне не верят даже люди моего круга. Кому придет в голову поверить, что красавица, подобная Лоре Энстис, может покончить с собой из-за такой банальной истории, как неудачный флирт? — Байэм скрестил ноги. — Только сильная страсть могла толкнуть ее на это. — Лицо его потемнело, губы скривились в насмешливой улыбке. Он иронизировал сам над собой. — Но все было не так, уверяю вас, далеко не так! Да кто теперь поверит этому? — Лорд поднял глаза на Драммонда. — Однако это может погубить меня. Я не могу представить, каким ударом это будет для моей жены, — жалостные взгляды, шепот за спиной, скрытое злословие и вежливо захлопнутые перед нею двери… Разумеется, с моей карьерой тоже будет покончено, а со временем я неизбежно лишусь и своего поста. — Он сделал красноречивый взмах рукой. — Никто не скажет мне прямо — лишь конфиденциальный намек в надежде, что я сам все пойму. Сопротивляться здесь бесполезно, это последует неизбежно и неумолимо, как морской прилив, а с ним, как известно, бороться невозможно.
— Но это было бы всего лишь слово Уимса против вашего слова, — возразил Драммонд. — А кто поверил бы такому человеку, как Уимс? Кто стал бы его слушать?
Байэм был очень бледен.
— У него оказалось письмо, вернее, обрывок письма. Я не видел его прежде, но оно было написано Лорой ко мне и было очень… откровенным. — Он мучительно покраснел, произнося это, отвел глаза и стал смотреть куда-то вниз и в сторону.
— И вы заплатили ему. — Это не был вопрос, ибо ответ Драммонду был известен.
— Да, — подтвердил Байэм. — Он не запросил много, всего двадцать фунтов в месяц.
Питт с трудом удержался от улыбки. Отрывать двадцать фунтов от своего бюджета ежемесячно означало бы для Томаса оказаться на грани нищеты, да и для любого полицейского — кроме, конечно, Драммонда, у которого было состояние. Интересно, думал ли его начальник, какая пропасть разделяет мир Байэма и мир простых людей, осознавал ли ее когда-нибудь?
— Вы полагаете, что Уимс, сохранив этот обрывок письма, вел запись всех ваших выплат ему и теперь это неизбежно станет известно? — с некоторым удивлением спросил Драммонд.
Байэм прикусил губу.
— Я знаю, что Уимс это сделал. Он не поленился уведомить меня об этом, как бы страхуясь на всякий случай. Известил он меня и о том, что ведет запись всех моих выплат, и как бы я ни отрицал это, мне не поверят, будто я выплачиваю ему проценты за некогда взятые у него в долг деньги. Ведь я не из тех, кто пользуется услугами ростовщиков. Для таких, как я, есть банки, где можно взять ссуду, или же позаимствовать у приятелей, таких же джентльменов, как я. В карты я не играю и достаточно обеспечен, чтобы жить по своим вкусам и потребностям, не делая долгов. Нет… — Тут он впервые посмотрел на Томаса. — Уимс недвусмысленно дал мне понять, что все аккуратно учел и занес в тетрадь: отрывок письма, сведения о смерти Лоры Энстис и мою роль в этом, а также его собственные предположения, если те придут ему в голову. Вот почему я обратился к вам за помощью. — Он посмотрел на Питта. — Я не убивал Уимса; более того, я не причинил ему никакого зла, мне не приходило в голову даже угрожать ему. Однако я буду удивлен, если у местной полиции не возникнет желания поговорить со мной, и тогда выяснится, что у меня нет свидетелей, могущих подтвердить, где я был в тот или иной час. Я не знаю, когда его убили, но вчера вечером я по крайней мере полтора часа оставался один — здесь, в библиотеке. Никто из слуг не входил ко мне. — Он бросил быстрый взгляд на окно. — Как вы можете заметить, мне ничего не стоило вылезти из окна в сад, а оттуда выйти на улицу, взять кэб и поехать куда вздумается.
