— А вы как считаете, миссис Питт? — спросила Оделия с явным интересом.
Шарлотта отнюдь не собиралась уйти от ответа. Сказав неправду, легче всего попасть в неловкое положение. К тому же у нее никогда не было желания проникнуть в высшие круги.
— Я бывала в обществе до замужества, — сказала она спокойно, глядя на Оделию. — Но, выйдя замуж, все свое время отдаю семье и дому. Только в этом сезоне я изменила своим правилам, чтобы помочь Эмили в создавшихся обстоятельствах.
— Это так великодушно с вашей стороны, — вежливо похвалила ее Оделия несколько покровительственным тоном. Она взяла своего кавалера под руку и чуть придвинулась к нему. — Уверена, что вашей сестре гораздо спокойнее, когда вы рядом. Очень не-удачно для нее, что выборы проводятся именно сейчас, но я уверена, что ничто не повлияет на решение ее мужа участвовать в них. — Она приподняла одно плечо. — Вы познакомились с очень известными людьми. В опере я видела вас в обществе лорда Энстиса. Чудесный человек. Не многие из нас знают, сколько он жертвует на добрые дела. Некоторые из художников, представленных здесь, смогли выставить свои работы лишь благодаря его покровительству. Вы это знаете?
Разговор сам собой перешел на более безопасную тему о достоинствах лорда Энстиса и его благотворительных акциях. Робкие реплики присоединившихся Джеймса и Фанни Хиллард были тоже милостиво выслушаны.
Шарлотта, обменявшись взглядом с Эмили, поняла, что и ей тоже надоела эта светская болтовня. Наблюдательный Фитцгерберт заметил их взгляды.
— Кому это интересно? — со смехом сказал он и, повернувшись, посмотрел на Фанни; на улыбающемся лице девушки отразилось облегчение. — Поговорим о чем-нибудь более захватывающем. Какой последний скандал в обществе? Что-то же должно было случиться?
— Я ничего не слышала, — с сожалением промолвила Оделия. — Разве что разговоры о том, кто на ком женится; но если речь идет о незнакомых людях, тогда это скучно и вполне предсказуемо.
Они двинулись дальше и остановились у следующей картины, но даже не взглянули на нее.
— Ходят, правда, слухи о мистере Горацио Осмаре, — осторожно начал Джеймс. — Какая-то нелепая история.
— Горацио Осмар? — Фитцгерберт ухватился за возможную тему разговора. — Кажется, он министр? Расскажите нам, что он натворил? Или, вернее, в чем его обвиняют?
— Он был помощником какого-то министра, — пояснил Джеймс.
— О, кажется, мне было бы положено это знать, не так ли? — печально посетовал Герберт. — Так что же с ним? Деньги?
— Нет, не столь прозаичное, — улыбнулся Джеймс. Это была добрая, робкая и застенчивая улыбка, словно осветившая его лицо и придавшая ему привлекательность, которую раньше никто не замечал. — Он был арестован за недостойное поведение… с молодой женщиной на скамье в парке.
Все, не выдержав, расхохотались, чем вызвали недовольные лица и взгляды нескольких пожилых леди, не преминувших что-то заметить о невоспитанности современной молодежи. Одна из них, в сером, с чучелом птицы на шляпе, свирепо посмотрела в их сторону и так высоко вскинула в гневе голову, что пташка на шляпе затрепетала, словно собиралась взлететь. Даме из предосторожности пришлось проверить рукой, все ли осталось на месте.
— Это уже давно вышло из моды, — громким шепотом промолвила Фанни.
— Что? — спросила Шарлотта.
— Чучела зверьков и птиц для украшения одежды, — серьезно пояснила Фанни. — Разве вы не помните, как года два назад все с ума по ним сходили? Кузина моей матери сделала себе шляпку, украшенную букетом цветов, усеянным жучками и паучками.
— Вы шутите! — воскликнул Фитцгерберт с круглыми от удивления глазами.
— Отнюдь нет! Тетка моей подруги сшила себе платье и украсила низ юбки чучелом мышки.
— Уф! — Молодой политик смотрел на девушку с нескрываемым восторгом. — Неужели это правда?
— Клянусь.
— Какой ужас!
— Хуже того. У нас в доме есть кошка. — Фанни, не выдержав, сама то и дело смеялась, пока рассказывала. — Она отлично ловит мышей. Вот и произошла катастрофа.
— Отлично ловит мышей? — быстро сообразил Фитцгерберт. — Ну, расскажите же, что произошло.
Оделия скорчила гримасу отвращения, но Фанни, не замечая ее, глядела только на Герберта.
— Мы попросили тетушку Дорабеллу спеть нам что-нибудь. Она всегда с удовольствием делала это, когда ее просили. На этот раз ее попросили спеть «Кашмирскую песнь любви». Вы знаете ее?
— «Бледные руки твои…» — быстро вспомнил Фитц.
— Да, это она. Мы освободили для тетушки побольше места в гостиной, она вышла, элегантно отбросила шлейф платья, воздела руки — так полагается начинать эту песню, — как вдруг Пенси, это наша кошка, выскочила из-за ножки рояля и бросилась на мышь на подоле платья. Тетя Дорабелла от неожиданности взяла слишком высокую ноту… слишком громко…
Герберт с трудом старался сохранить серьезное лицо, Шарлотта и Эмили даже не старались сдерживать себя.
— Перепуганная кошка снова шмыгнула под рояль, но с добычей в зубах: фальшивой мышью и порядочным куском платья тетушки Дорабеллы. Та от испуга наступила на собственный подол и упала на аккомпаниатора, который с криком рухнул на пол вместе со стулом.
Фанни, комично пожав плечами, от души рассмеялась.
— Мы, дети, были с позором уличены, — закончила она, — а моего соучастника дядя Артур вычеркнул из завещания. Я никогда в жизни так не смеялась. Даже если бы мне это тоже стоило наследства, я все равно не смогла бы сдержаться. Слава богу, наследство состояло из двух обыкновенных стульев, а дядюшка Артур преспокойно дожил до девяноста трех лет. Разу-меется, я просила прощения, пыталась объяснить, но тетя Дорабелла не пожелала даже слушать. Меня так и не простили.
— Отличная история, — искренне похвалил Фитц-герберт. — Игра стоила свеч. — Он посмотрел на всех. — Вы хотите продолжить осмотр?
— Только не я. — Эмили покачала головой, все еще улыбаясь, но Шарлотта догадывалась, как трудно ей подолгу оставаться на ногах.
— И не я, — поспешила сказать она.
— Возможно, дамы выпьют что-нибудь, — предложил Герберт. — Пойдемте, Джеймс. Я приглашаю всех выпить чаю, а вы расскажете нам дальше о Горацио Осмаре. — Он предложил руку Фани; она быстро воспользовалась этим, одарив его улыбкой. Джеймс сопровождал Оделию, Шарлотта и Эмили замыкали шествие.
Все сели в экипажи и вновь собрались за столиком в отеле, где им подали ароматный чай в уютном, мягко освещенном зале в розовых и абрикосовых тонах. К чаю подали вкусные бутерброды с пшеничным хлебом и свежими огурцами, мягкий сыр с чесноком и мусс из лосося. Были и бутерброды с белым хлебом, копченая ветчина, майонез, горчица, кресс-салат и тертый сыр. Когда первый голод был утолен, подали свежие теплые булочки, джем, сливки и, наконец, пирожные с кремом, взбитыми сливками и фруктами.
