Пока все пили чай и лакомились закусками и сладким, Джеймс Хиллард подробно рассказывал о злосчастной истории, приключившейся с Горацио Осмаром, о суде и оправдании. Он не упомянул фамилию судьи, которую, очевидно, не знал.
— А что говорила молодая женщина? — спросила Шарлотта.
— Ничего, — ответил Джеймс, поставив чашку на блюдце. — Ее не допрашивали.
— Но это же абсурд! — воскликнула Шарлотта.
— Вообще вся эта история — сплошной абсурд, — ответил Джеймс. — А теперь обвиняют полицию в даче под присягой ложных показаний…
— В каком участке все это произошло?
— На Боу-стрит.
Шарлотта сделала глубокий вдох. Под столом Эмили легонько сжала ее колено. Какое-то мгновение она не могла вымолвить и слова, лишь заставляла себя улыбнуться.
— О боже, как неудачно, — наконец сказала Шарлотта, понимая, что произносит не те слова.
Эмили, сложив салфетку, положила ее на стол.
— Мы очень приятно провели время, — сказала она, окинув всех взглядом и улыбаясь. — Нам с сестрой придется извиниться — мы должны вернуться домой, чтобы успеть переодеться к вечеру.
— Разумеется. — Фитцгерберт и Джеймс Хиллард одновременно вскочили.
Попрощавшись, Шарлотта и Эмили покинули зал.
Когда Шарлотта приехала домой, было уже около шести вечера. Стремительно войдя в кухню, она увидела, что Грейси одновременно готовит ужин господам и кормит Джемайму и Дэниела. Вид у нее был усталый, пряди волос выбились из-под белой наколки, рукава платья были закатаны, а лицо покраснело от спешки и усердия.
Шарлотта почувствовала острое чувство стыда за то, что так долго отсутствовала и забросила все домашние дела. Ее мучила совесть, а когда вскоре пришел Томас, стало совсем плохо. Увидев беспорядок на кухне, уже растрепанную парадную прическу жены и ее красное от работы лицо, усталую и неопрятную Грейси, он все понял и вышел из себя.
— Что, черт побери, здесь происходит? — сердито спросил Томас, глядя то на Грейси, то на Шарлотту. — Где ты была? — спросил он жену.
Врать было бесполезно. Он все равно все узнает, к тому же Шарлотта слишком уважала мужа, чтобы говорить неправду.
— В Академии художеств на выставке.
Лицо Питта стало непроницаемым, исчезла привычная доброта и нежность взгляда. Брови удивленно поднялись.
— Вот как? Зачем же ты пошла туда?
На мгновение у нее мелькнула мысль: почему не сказать, что она пошла посмотреть картины? Но, увидев его взгляд, Шарлотта поняла, что сейчас не до шуток.
— Я сопровождала Эмили, — тихо промолвила она.
— И оставила всю работу по дому на Грейси? — резко сказал Томас. — Мне не нравится твой эгоизм, Шарлотта.
Это самое обидное, что он мог ей сказать, а она ничего не могла ему ответить. Все, что ей оставалось, — это разозлиться так, чтобы удержаться от слез.
Ужин прошел в полном молчании. Грейси ушла к себе, хлюпая носом и чувствуя себя несчастной из-за ссоры дорогих ей людей, которых в какой-то степени она считала своей семьей.
После ужина Шарлотта сидела в своем любимом кресле в гостиной и делала вид, что шьет, но работа не шла и не доставляла удовольствия. Она сама знала, что поступила как эгоистка, думая о светских развлечениях и собственном удовольствии, забыв о детях и доме, где должна была бы находиться в это время.
Питт молча читал газету. За все это время он ни разу не взглянул в ее сторону.
Когда пришло время ложиться спать, Шарлотта одна поднялась в спальню, чувствуя себя глубоко несчастной. Такого с ней не бывало уже давно.
Сняв платье, она повесила его, вынула шпильки из волос и дала им свободно рассыпаться по плечам, не испытывая привычного приятного волнения, ибо знала, как это нравится Питту. Странно, как уходит тепло и меркнет свет, когда между нею и Томасом вдруг образуется пропасть. Когда Шарлотта ложилась в постель, ежась от холодных простыней, в памяти внезапно возникло лицо Оделии Морден, боль и удивление в ее глазах, когда она заметила, как Герберт смотрит на Фанни Хиллард, когда услышала их смех и почувствовала, как что-то безвозвратно ускользает от нее и удержать это «что-то» она уже не может. Что-то рождалось между Фитцгербертом и Фанни, какое-то очевидное взаимопонимание, обусловленное одинаковым умением видеть смешное там, где оно есть. Оделия никогда бы не смогла разделить этого с ними. Сегодня Шарлотта увидела, как одиночество коснулось Оделии своей тенью, оставив предчувствие потери. Что бы ни случилось с ней в будущем, она всегда будет сознавать, что потеряла что-то драгоценное и никогда более не вернет его.
Шарлотта считала ее самонадеянной, но бедняжку уже ждали страдания.
Тетушка Веспасия утверждает, что она, Шарлотта, самонадеянна и не бережет то, что следует беречь…
Томас вошел в темную спальню, лег в постель, повернувшись к Шарлотте спиной, и намеренно отодвинулся.
Она не знала, спит муж или нет и о чем думает. Неужели он действительно считает ее эгоисткой? Ему следовало бы получше узнать ее за эти годы. Неужели он не понимает, как много значит для нее этот вечер в опере, а на выставку она пошла только ради Эмили?
Нет, он знал, в каком восторге она была от оперы, Шарлотта видела это по его лицу. И он знал, как долго она ждала, когда Эмили пригласит их. И Эмили пригласила. Она, а не Томас.
Шарлотта протянула руку и коснулась его.
— Прости, — тихо сказала она. — Я должна была прежде подумать, но не сделала этого.
Молчание длилось несколько минут. Она даже поду-мала, что он уснул. Наконец Питт медленно повернулся и коснулся ее.
Слезы облегчения наполнили ее глаза, она придвинулась к нему поближе и, устроившись поуютней, уснула.
Глава 6
Утром Томас ушел не в лучшем настроении. За завтраком они с Шарлоттой были достаточно вежливы и внимательны друг к другу, но прежней легкости и теплоты в отношениях почему-то не было. Посещение Шарлоттой выставки, видимо, не скоро забудется. Что-то ушло из жизни Томаса в последнее время — прежнее тепло и удовлетворение, радость возвращения домой после рабочего дня, каким бы трудным и огорчительным он ни был. И не потому, что Питт иногда не заставал Шарлотту дома. Ее отлучки он понимал и мирился с ними. Ей нередко теперь приходилось навещать недомогающую Эмили, да и мать тоже. К тому же Томас давно перестал препятствовать попыткам Шарлотты помогать ему в тех или иных случаях в его расследованиях, бывающих как неприятными, так и опасными. В действительности он даже гордился ее участием, ее сообразительностью, способностью разбираться в людях. Что греха таить, это не всегда ему удавалось.
Но не в том была главная причина нынешнего его состояния. Шагая по пыльной улице к перекрестку, где он должен был сесть в омнибус, Питт вынужден был честно признаться себе: по сути, его тревожит то, что мир Эмили понемногу засасывает Шарлотту, и, кажется, она этому не противится. В сущности, когда-то это был и ее мир тоже, пока она не вышла замуж за человека не своего круга. Вот что угнетало Питта. Он чувствовал себя виноватым и поэтому замкнулся. Да, его пригласили в оперу — Эмили не поступила бы иначе, — и он в какой-то степени даже получил удовольствие, побывав там. Томас не очень разбирался в музыке и, пожалуй, был даже равнодушен к ней, как, впрочем, и многие другие, кто посетил театр в тот вечер. Для большинства публики это было просто светским развлечением, а отнюдь не событием в их жизни; просто повод для еще одной встречи людей, знающих друг друга если не лично, то по слухам.
