Второй темой не менее оживленных бесед была предстоящая регата в Хенли. Строились догадки, высказывались предположения, кто победит в крикетной баталии. Поскольку спорящие в большинстве своем были выпускниками одной из этих школ, страсти так и кипели.
— Мой дорогой друг, — жеманно говорил своему собеседнику элегантно одетый мужчина, опираясь на трость и несколько сдвинув на затылок цилиндр. — Тот факт, что Итон победил в прошлом году, еще ни о чем не говорит. Хэкфилд был лучшим игроком с битой, какие были когда-либо в этой команде, но он ушел; теперь он в Кембридже. Это развалит весь левый фланг команды, вы не считаете?
Оба беседующих стояли возле цветочной клумбы.
— Ерунда, — улыбнулся его приятель и, отступив в сторону, дал пройти даме в огромной шляпе, поля которой задели плечо мужчины, но дама и бровью не повела, ибо ее внимание была поглощено кем-то, кого она узнала в толпе и кто спешил в другую от нее сторону. — Абсолютная ерунда, — продолжал оппонент. — Хэкфилд был всего лишь эффектен, а все держалось на Ниммонсе.
— Ниммонс? — Мужчина в цилиндре снисходительно удивился. — Насколько я помню, он сделал всего двадцать пробежек.
— Ваши воспоминания окрашены предвзятостью, вы выдаете желаемое за действительное. В вас просто говорит лояльность своей школе. — Собеседник был очень доволен тем, как отбрил джентльмена в цилиндре. — Пробежать двадцать раз, подать мяч пять раз на вашу сторону — и вот вам тридцать три очка. Он все еще играет в этом сезоне. Не собирается уходить до девяносто второго года.
— Потому что дурак. — Лицо мужчины в цилиндре стало мечтательным от воспоминаний, он машинально поставил пустой бокал на поднос проходившего мимо лакея и взял новый.
— Но только не тогда, когда у него мяч в руке, старина; с мячом он отнюдь не дурак, — резко осадил его поклонник Ниммонса.
Шарлотта представила себе солнечный день, зрителей на трибунах или прогуливающихся по краю поля, игроков в белых костюмах, звук удара биты по мячу, восторженные крики, солнце слепит глаза, день тянется долго и лениво, оживленные голоса мальчишек, окликающих друг друга, сэндвичи со свежими огурцами к чаю. Приятно было вспомнить, но ни малейшего желания опять побывать на матче. Мысли Шарлотты были заняты более насущными и менее радостными делами. К тому же это был мир, к которому она по-настоящему никогда не принадлежала, а Питт — тем более. Вдруг в голову ей пришла мысль — играл ли Томас в крикет, когда был мальчишкой? Шарлотта попыталась представить себе, как это было, но, конечно, не в школе, основанной несколько столетий назад и освященной аристократическими традициями, а на деревенском лугу по соседству с прудом для уток и поблизости от таверны, у которой сидит старик, а у его ног греется на солнце пара собак.
Шарлотта заметила Регину Карсуэлл и двух ее дочерей. Третья, которую Шарлотта видела на музыкальном вечере беседующей с молодым человеком, опять была с ним. На этот раз они прогуливались рядом и о чем-то увлеченно переговаривались, обмениваясь улыбками и нежными взглядами. Подобная ситуация в обществе считается признаком намерений. Теперь должно случиться нечто невероятное, чтобы изменить неизбежный ход событий.
Шарлотта улыбнулась и порадовалась за девушку.
Эмили, стоявшая рядом, тоже наблюдала за молодой парой. В совсем недавнем прошлом она познала одиночество и поэтому не могла не симпатизировать чужому счастью.
— Джек собирается вступить в это секретное общество? — внезапно спросила Шарлотта.
— Господи, почему вид мисс Карсуэлл заставляет тебя задавать мне этот вопрос? — удивилась Эмили.
— Потому что я вижу: она так же счастлива, как и ты. — Шарлотта не собиралась отступать. — Больше всего на свете мне хочется, чтобы ничто не нарушило твоего счастья.
Эмили улыбнулась.
— Как я люблю тебя за это! Но если ты думаешь, что мое счастье зависит от того, удастся Джеку попасть в парламент или нет, ты глубоко заблуждаешься. — Легкая тень огорчения пробежала по лицу Эмили. — Я думала, ты знаешь меня лучше. Сознаюсь, я была тщеславной, мне нравилось бывать в свете, это развлекало меня, я получала от этого удовольствие и до сих пор получаю, но не более того, уверяю тебя. Не в этом мое счастье. — Она подобрала подол юбки, чтобы на него не наступил явно близорукий джентльмен с тростью. — Я желаю успеха Джеку, это бесспорно. Я люблю его, а он не может быть счастлив, не имея цели и дела, которое любил бы. Он не может праздно проводить свое время. Если ему не повезет и он не пройдет в парламент, у него будут другие возможности.
— Отлично, — с чувством произнесла Шарлотта. — Потому что я очень не хочу, чтобы он входил в любое тайное общество, требующее от своих членов клятв верности, которые отнимают у них свободу и честь. Томасу кое-что известно, по крайней мере об одном из них, в Лондоне; оно очень опасное и очень могущественное. — Шарлотта стала еще серьезней, чтобы произвести большее впечатление на сестру. — Эмили, сделай все, что только можешь, чтобы отговорить Джека, даже если это заставит вас крупно поссориться. Не такая уж дорогая цена за то, чтобы уберечь Джека от этих людей.
Эмили стояла, глядя на сестру.
— Тебе известно что-то очень важное, но ты от меня скрываешь… Я догадываюсь, что это связано с убийством ростовщика. Лучше расскажи мне все.
Шарлотта встретила спокойный твердый взгляд голубых глаз Эмили. Если она хочет убедить сестру, то должна рассказать ей всю правду.
— Эта информация не из первых рук, — начала она, подождав, пока лакей с подносом не пройдет мимо. Еще больше понизив голос, продолжила: — Расследуя это дело, Томас обнаружил, что шантажу подвергаются еще некоторые лица или, во всяком случае, намечены как будущие его жертвы. Оказывается, они все являются членами одного из тайных обществ, которое требует от своих членов полнейшего подчинения, независимо от того, страдает ли от этого их честь и совесть, и даже когда это грозит нарушением законов.
— Как это может быть? Что ты хочешь сказать? — Эмили была встревожена, но пока еще ничего не понимала.
— Например, полиция, — шепотом сообщила ей на ухо Шарлотта. — Кое-кто из членов этого общества — люди, служащие в полиции. Это означает коррупцию, сокрытие некоторых преступлений…
— Но это дело выбора каждого, — возразила Эмили и невольно приложила руку к пояснице. — Что может сделать это общество, если они откажутся ему подчиняться? Будет их шантажировать? В такой ситуации каждый из них будет только рад, если его выгонят. Ведь они рискуют быть привлеченными к суду, если речь идет о коррупции.
— Эмили, ты слишком долго находилась на ногах, — озабоченно сказала Шарлотта, заметив жест сестры и поняв, что это значит. Эти боли в пояснице во время беременности были ей хорошо знакомы. — Пойдем, тебе надо сесть. Я вижу скамейку. — И, не давая Эмили времени на раздумья, она, взяв ее за руку, повела к садовой скамье.
— Не думаю, что все так просто обходится в подобных случаях, — продолжала Шарлотта, механически улыбаясь какой-то толстой даме, чье имя ей следовало бы запомнить. — Они не прощают предательства, а именно так расценивается любой отказ. — Сестры сели, аккуратно расправив юбки. — Ты, кажется, забыла, что это тайное общество, — продолжала Шарлотта. — Поэтому ты можешь не знать, что твой начальник тоже член этой тайной организации. Или же твой банкир, врач, адвокат, любой полицейский офицер, с которым ты знакомишься. Некоторым членам организации — Томас не знает, кому именно, — поручалось наказывать провинившихся, а наказания были крайне неприятными. Изобличающие улики могут быть специально оставлены там, где они легко попадут в руки полиции, а потом — скандал и расследование.
