– Что у вас тут про… – начала миссис Сток и умолкла, увидев Пака: тот взмыл из бадьи и плавно опустился на землю – как был, в промокшем сюртуке. – Силы небесные, Шон, скорее убери отсюда эту мерзость, а то у меня нервы не выдержат!
– Да ухожу я, ухожу, – заверил ее Пак, недобро глянув на нее исподлобья. – А этих самых не поминай при мне. Тебя же, мальчик, еще настигну я, – повернулся он к Эйдану, – и очень скоро. Едва бумажник снова ты откроешь…
Он нагнулся и картинно уронил мокрый конверт в розовую хозяйственную сумку. И исчез. От него не осталось ни следа – только капельки пробарабанили по траве и чертополоху.
– Надо спросить профессора, как уберечь тебя от этих тварей, – сказал Таркин Эйдану.
– Профессора нет дома, – сообщила миссис Сток. – В Лондон поехал. Вечно в облаках витает. Вам он зачем-то понадобился или так, повидаться пришли?
– Да нет, просто на физиотерапию, с позволения сказать, – ответил Таркин.
Он по-прежнему стоял на здоровом колене, опираясь на костыль. И уныло показал на отсутствующую ногу, вместо которой теперь осталась только расстеленная по траве штанина.
– Шон, помоги ему встать, – скомандовала миссис Сток.
А сама взяла розовую сумку, сильно подмокшую в результате последних событий, и заглянула внутрь.
– Мокрое письмо к профессору, – возвестила она. – Отсыревшие хлопья. Зато ты хоть корму принес для этого неблагодарного пса.
Рольф укоризненно поглядел на нее и отряхнулся. И забрызгал ей весь передник.
– А нечего, а то ни баночки не открою, – пригрозила миссис Сток. – Эйдан, твой багет с начинкой будет готов через десять минут. Никуда не уходи.
И она удалилась в дом с сумкой. Рольф засеменил следом, сунув в сумку нос.
Шон, размахивая своим багетом, другой рукой поднял Таркина, а Эйдан помог ему поймать равновесие. Когда Таркин выпрямился, с отсутствующей ноги свалился ботинок.
– Видите? – с тоской спросил Таркин. – Опять исчезла!
На отсутствующей ноге был очень красивый узорчатый носок. Эйдан глядел на него, радуясь, что нашелся повод отвлечься. Его все еще колотило с ног до головы от этих шершней, а тем более – от мысли, что в Мелстоне есть кто-то, кто желает ему скорой смерти. Ему пришло в голову, что он сейчас как струна в пианино Эндрю, когда кто-нибудь сильно нажмет басовую клавишу, а потом возьмет и уйдет.
– У вас носок надет, – сказал он Таркину. Нагнулся и пощупал воздух над носком. Пальцы ощутили жилистую голень, костлявое колено, стальные мышцы. – Нога у вас на месте! Пак просто заставил вас думать, будто ее нет! – И он в доказательство надел на носок ботинок.
– Правда? – На бородатое гномообразное лицо Таркина разом вернулась краска. И он очень осторожно встал на обе ноги. Согнул отсутствующую, потом притопнул на месте. – Точно! Она никуда не делась!
Шон закивал, довольный, что у Таркина все хорошо, и повернулся к Эйдану:
– Гройль просит заглянуть в сарайчик. Он отмыл окно.
Гройль бочком выскользнул из-за угла – он снова стал огромный и доставал головой чуть ли не до самого окна в комнате Эйдана. Он улыбнулся Эйдану с высоты.
– Хороший был вчера пастернак, – сказал он. – Сладкий. Большой. Пойди посмотри в сарайчик.
Опять можно отвлечься. Эйдан улыбнулся в ответ.
– А сегодня будут конские бобы, целая тысяча, – пообещал он.
– Ой, хорошо! – обрадовался Гройль.
Таркин задрал голову и посмотрел на Гройля.
Челюсть у него отвисла от изумления.
– Кто это?.. – спросил он Шона.
Шон как раз откусил большой кусок багета с бифштексом.
– Глмф, – ответил он, и на подбородок ему свесился салатный лист.
– Это Гройль, – сказал Эйдан. – Он из тех, кто не ведает железа. Бабушка говорила, их кругом полным-полно, стоит только присмотреться. Идете?
Таркин с любопытством кивнул и захромал за Шоном, а Шон следом за Гройлем и Эйданом обогнул дом, и все двинулись на задний двор. Там, у косилки, Гройль остановился и поклоном пригласил Эйдана к двери сарайчика, протянув одну огромную руку. Вышло так церемонно, что Эйдан невольно хихикнул – и скользнул в сарайчик.
Там все стало совсем по-другому. От сверкающего чистотой окна в крыше воздух причудливо переливался разными красками. Было видно и две стены, над которыми потрудился Шон – отчистил, отмыл и натер мастикой деревянную резьбу. По всей задней стене проступили диковинные птицы и мелкие зверюшки, сияющие, чуть ли не золотые. Теперь, после полировки, стало видно, что среди гирлянд листьев и цветов затаились и резные люди.
Эйдан вдохнул медовый аромат пчелиного воска.
– Чудесно! – крикнул он.
Снял очки и поглядел вверх, на цветные стекла в крыше. Даже трещин в стеклах заметно не было – точнее, они становились словно бы деталью узоров на стекле. А эти узоры – да, это точно были лица, но окно было очень высоко, и без очков Эйдану было их не разглядеть. Видно было только, что они вроде бы шевелятся. А может, это просто голова покачивается, поскольку тяжело стоять, выгнув шею?
Тут случилось нечто непонятное.
Сарайчик будто бы раздался вокруг Эйдана и исчез, а с ним исчезли и шаги снаружи, и голос Таркина – Таркин, по своему обыкновению, трещал без умолку. При этом Эйдану было слышно, как где-то – то ли во дворе, то ли в саду – щебечут птицы. И как шелестят деревья, он тоже слышал и чувствовал аромат влажной листвы, мешавшийся с медовым запахом стен. И тут раздался голос. Он говорил не словами, но все равно напомнил Эйдану бабушкин, хотя был, кажется, мужской.
Что нужно тебе, юный отпрыск племени моего?
Эйдан ответил мысленно, не словами: «Хочу, чтобы мне ничего не угрожало. За мной вечно кто-нибудь гонится».
Голос, похоже, взвесил его ответ. А потом сказал:
И ты, и другие уже многое сделали, но если хочешь обезопасить себя, выброси бумажник, который лежит у тебя в кармане.
Эйдану стало страшно, и он спросил: «Почему?»
Потому что он наведет их на твой след, росточек. Деньги из ниоткуда не доводят до добра.
Это было так похоже на бабушкины афоризмы, что Эйдан тут же поверил. И мысленно произнес: «Хорошо, я выброшу его. Спасибо».
Неужели тебе больше ничего не нужно? Разве нет у тебя честолюбивых устремлений?
Ну, подумал Эйдан, хочется, конечно, стать футбольной звездой – вот Джимми Сток точно станет. Но тут ему внезапно стало понятно, каковы его истинные устремления. «Я хочу стать мудрым, как бабушка и Эндрю, хочу, чтобы у меня была своя область попечения, хочу и дальше узнавать побольше всего удивительного и писать об этом книги, хочу волшебством исправлять то, что иначе не исправишь, и… и заниматься всем остальным, для чего нужно волшебство, и… и…»
