– Я подумаю, – сказал Толян.
С тем Коржик и ушел.
Через неделю он выбрал момент и опять напомнил о кондиционерах. Толян нехотя согласился:
– Ладно. Возьмешь деньги у Ларисы, – сказал он с кислой миной. – Можешь послать за ними Андрюху и еще кого-нибудь.
У Коржика осталось странное чувство. Вроде бы он добился своего, но что-то пошло не так. Интуиция подсказывала ему, что не нужно было выжимать из Толяна эти деньги и скоро он об этом пожалеет.
Он гнал от себя эти мысли, но дальнейшие события только подтвердили его опасения.
20
В понедельник в офисе появился новый сотрудник. Коржик увидел его в открытую дверь соседнего кабинета, когда проходил мимо по коридору. Тот озабоченно пялился в разложенные на столе бумаги и кнопил телефон. На часах было только начало десятого. У них в такое время еще не звонили. В основном, зевали, вешали пиджак на спину кресла, переобувались в офисные ботинки и шли пить кофе, если не было Толяна. А его с утра почти никогда и не было.
Собирались все на кухне. Она была свободна до полудня, пока повариха не привезет обед, и все бездельники отирались здесь во всякое время. Кроме обычного окна на улицу, кухня еще имела и длинное окно в коридор, так что всегда было видно, когда появляется директор – путь в его кабинет пролегал мимо кухни. Как только он стремительным шагом проносился мимо, все делали вид, что оказались здесь случайно и суетливо разбегались по кабинетам.
В это утро Толян еще не появился. Все пили кофе и делились новостями. Поначалу Коржик не очень любил эти собрания, но потом втянулся. Деваться некуда, а восемь часов рабочего времени надо как-то скоротать. Сам не скоротаешь – никто за тебя этого не сделает.
Кофеварка закипела, плюшки принесли, посиделки начались. Кофе в конторе был всегда хороший, брендовый, ни в коем случае не растворимый, а плюшки из магазина, где, говорили, можно встретить парочку известных киноактеров. Они где-то здесь и жили. Коржик, правда, их не встречал. Но он в тот магазин и не ходил. Так, был один раз и все. Платила за все Лариса. Открывала сейф, брала деньги и говорила:
– Лена, сходи в магазин.
– Как обычно? – спрашивала Лена, с готовностью поднимаясь. Ей нравилось ходить по утрам в магазины.
– Да. Ну, разве что будут новые рогалики.
Лена уходила. Народ через открытые двери видел ее, понимал, к чему идет дело, и смотрел на часы. Через десять минут Лена вернется, еще через десять закипит кофеварка, значит, через двадцать можно подтягиваться на кухню. Впрочем, запах свежесваренного кофе и так оповещал всех об этом, никто не мог бы его не услышать.
Коржик взял свою чашку и сел поближе к окну.
– Кто это? – спросил он у Лены, кивнув на дверь, где сидел незнакомец. Он так и не вышел на кофе-брейк.
– Новый сотрудник, – ответила она.
Вот это номер! А он думал, что это очередной региональщик приехал в командировку и озабоченно обзванивает родственников, что доехал хорошо, с ним все в порядке, у телефона села батарейка, так что не волнуйтесь, а деньги еще есть.
Новый кадр был очень похож на провинциала. Все провинциалы в Москве похожи друг на друга. Чаще всего их можно отличить с первого, даже беглого взгляда. Есть в них какая-то напряженная неуверенность, смешанная с пафосным состоянием от пребывания в Москве. Один его знакомый даже отдельный блокнот себе завел, куда записывал только московские адреса и телефоны. И всякий раз брал его в командировки.
– Как его зовут? – поинтересовался Коржик.
– Митхун.
Коржик едва не поперхнулся:
– Мит – чего?
– Хун.
– Митя то есть?
– Нет, именно Митхун.
Голова у Коржика с утра соображала не очень:
– Как это?
Лена пожала плечами.
Коржик знал заочно одного перца с таким именем. То был актер индийского слезоточивого кино Митхун Чакраборти. Того самого кино, где на фоне красивой природы группа плотных девушек танцует против группы упитанных юношей. Все в цветочных гирляндах, все поют с неестественным эхо, как будто голоса идут из пещеры, а на лбу у девушек, в аккурат между глаз, еще и коричневые кружочки налеплены. То ли родинки, то ли мишени.
– Он индус? – спросил Коржик.
Лена не знала.
«А что? – подумал он. – Кого только сейчас не встретишь в Москве». Он, например, постоянно видел двух таких черненьких в тюрбанах в одном подземном переходе. Продавали пляжные зонтики и вязанки бус. Даже сносно отвечали по-русски на несложные вопросы, почти без жестикуляции. Толян, как человек импульсивный, вполне мог взять одного такого хлопца из-под земли. Коржик подумал, что надо будет заехать к тому переходу и посмотреть, все ли подземные сидельцы на месте.
Все замолчали, пораженные его предположением. Если Митхун индус, то вскоре нужно ждать появления в офисе и других индусов, его родственников, которых он неизбежно потянет за собой. Будут ли они в тюрбанах и с цветочными гирляндами на шее, как в кино? Может, пора выучить пару слов на хинди?
Было слышно только прихлебывание кофе и мерный хруст рогаликов. Наверное, так хрустят сочной травой коровы на лугу. Того и гляди, кто-нибудь издаст протяжное мычание. Коржику вспомнилось, как недавно Толян едва не взял в ресторан своей гостиницы, которая в провинции, повара-негра. Тот приходил на собеседование и, мешая русские слова с французскими, рассказывал, как замечательно он умеет готовить паровую «стерьлйадь» и еще чего-то там. Но не взял. Что-то его удержало. Может быть, здравый смысл? В ресторан поехал русский повар.
Издалека доносилась Митхунова бойкая болтовня по телефону. Говорил он без акцента и с характерными оборотами провинциального прапорщика:
– Здорово! Как сам-то? Да ну?! А я теперь в Москве! Ага! Буду бизнес двигать. Добро! Лады! Ну, бывай. Звони, если чего.
«Словарный запас небольшой, – отметил Коржик, – но все же поболее, чем у зонтичных индусов. Значит, наш».
– Откуда он? – первым нарушил молчание Андрюха.
Андрюха – парень колоритный. Выглядел он так, будто его только что вынули из-за руля чоппера – большого сарая, где сумки с заклепками, колонки с музыкой, бензобак с черепами и все такое, и забросили в офис. На Андрюхе отдыхал глаз. У него была длинная коса, кожаные обтягивающие штаны и ковбойские сапоги со скошенными каблуками, только без шпор. На его майке красовалось скромное пожелание на английском, чтобы все поцеловали его в задницу. Росту в нем было почти два метра плюс хорошо прокачанные бицепсы. Он позволял себе весь этот прикид, за который любого другого уже давно выгнали бы взашей, только потому, что был сыном какого-то хера из министерства и хер этот был очень нужен Толяну. Поэтому ему все прощалось, а обязанностей у него и вовсе никаких не было.
