Валера время от времени звонил ему со всех последующих мест работы и втирал за сотрудничество. Коржик слушал и не прогонял его, чувствуя, что тот может ему еще пригодиться.
В конце концов, Валера занялся обналичкой и здесь задержался. Это занятие засасывало, и мало кто мог отказаться от него добровольно. Два часа работы в день, пусть и с некоторым риском – и свободен. Кому не понравится?
Обналичкой называлась операция, когда клиент скидывал безналичные деньги на счет липовой фирмы в обнальном банке по фиктивному договору, а на следующий день получал эту сумму наличными без документов и подписей. Деньги эти нигде не значились, и он мог тратить их по своему усмотрению на что угодно. Это было очень удобно.
Обналичкой занимались все банки, только одни делали это открыто, а другие стеснялись и ссылались на некие «дружественные фирмы», которые могли обналичить. Стеснялись, как правило, большие банки. У них эта услуга стоила дороже. Врожденная скромность не позволяла им брать мало. Зато мелкие банки демпинговали вовсю, и работать с ними было намного выгоднее.
Каждый, кто хоть немного занимался бизнесом, знал, что обналичка нужна. Без нее бизнес встал бы на месте. При существующем уровне коррупции было просто невозможно как-то по-другому выкраивать деньги на взятки и откаты.
Обналичка была опасна. Иногда за нее сажали. Происходило это тогда, когда обнальный банк совсем уж терял осторожность и ввязывался в очень сомнительные сделки, типа перевода выкупа за заложников, либо когда крыша банка давала сбой. Крышевали обналичку чаще всего силовики, и банку с хорошей крышей, как правило, ничего не грозило. Иногда на него могла свалиться какая-то залетная проверка в масках, но после хорошей взятки она исчезала без следа, как будто ее и не было. А на время действия проверки обнальные операции переводились в другие отделения банка, и конвейер не останавливался ни на минуту.
Рынок этот ревностно охранялся, и работать на нем позволялось только отечественным банкам и фирмам. Всяким иностранцам дорога сюда была закрыта. Был случай, когда чухонские ребята зарегистрировали офшорный банк на Кипре и открыли офис в Москве, чтобы вкусить от пирога обнальных услуг. Они продержались на рынке всего лишь несколько месяцев, а потом их повязали, и они отдыхали за решеткой более трех лет. После освобождения они не стали давать никаких интервью, хотя журналисты ими и интересовались, и тут же убрались в свои благословенные края.
Валера позвонил Коржику и предложил обнальные. Тарифы у него были очень привлекательными. Коржик увеличил их вдвое, распечатал на принтере и отдал Ларисе.
– Может, пригодятся когда, – сказал он ей.
– Сейчас денег нет, – ответила она, пробежав глазами цифры, – но кто знает.
И спрятала листок в сейф. Коржик знал, что раньше она за это платила гораздо больше. Он встретился с Валерой.
– А где все это происходит? – спросил он. – Я хочу видеть место.
– Поехали, покажу, – согласился тот.
Он долго возил Коржика по переулкам в центре города. Отделение банка не имело вывески. Вход был со двора, общего с ветхими жилыми домами. Во дворе стояло множество машин, большинство из которых приехало за наличкой. Несколько из них имели на ветровом стекле пропуск в запретные зоны в виде российского флага.
Валера взял потрепанный кожаный портфель с неродной ручкой.
– Подожди меня здесь, – сказал он.
Потом вынул ключи из замка зажигания.
– А мне нельзя с тобой? – спросил Коржик.
– Нет, там строго по пропускам.
Он скрылся за дверью банка. Коржик стал ждать. По двору ходила безумная старуха с тремя дворнягами на поводках, стучала в машины за подаянием и несла ахинею про страшный суд. Коржик включил музыку и отвернулся. Музыка была дерьмовой, из тех, где три сисястые девки раскачивают почти голыми бедрами и сюсюкают сентиментальный бред.
Валера управился довольно быстро. Он появился на пороге с заметно потолстевшим портфелем и быстро пошел к машине. Едва он сел за руль, как старуха подошла к машине с его стороны и принялась пугать его гневом Господним. Валера дал ей десятку, а потом еще пятьдесят рублей и еще десятку.
– Не многовато ли? – удивился Коржик.
– Ничего, – ответил тот, – она не такая дура, как кажется. Может, предупредит потом, если что.
«Да уж, – подумал Коржик, – зайти в банк и нарваться на маски в камуфляже было бы неприятно. Или выйти из банка и нарваться на них же. Риск в этом деле все-таки есть».
– А что делают в таких случаях клиенты? – спросил он, забыв, что не посвятил Валеру в ход предыдущей мысли.
– В каких? – не понял тот.
– Когда маски отнимают деньги.
– Не знаю – пока Бог миловал. Сюда они еще не приезжали.
– А что люди рассказывают?
– Да я никого и не спрашивал.
– А зря.
– Сплюнь лучше.
– Плюй – не плюй, все от крыши зависит. Здесь хорошая крыша?
Валера кивнул:
– Самая лучшая.
– Тогда работаем, – сказал Коржик.
65
Когда человек занимается такой деятельностью, как обналичка, ему хочется иметь аварийный выход. Что-то вроде подземного хода, по которому можно уползти в случае чего.
У Коржика был запасной паспорт. Появился он прошлым летом и совершенно случайно. Он сидел в кафе на набережной в Феодосии со знакомой продавщицей из винного магазина.
– Сколько может стоить паспорт? – спросила она.
Была середина сентября, народ уже схлынул. Он знал ее давно и временами спал с ней, когда приезжал в город.
– Какой паспорт? – не понял он.
– Один алкаш оставил в залог, – ответила она.
– Давно?
– Года два уже.
– Покажи.
Она порылась в сумочке и достала синий украинский паспорт с желтым трезубцем на обложке. Коржик с интересом стал его рассматривать. Страницы внутри были желтовато-голубыми, а не красноватыми, как в российском паспорте. На каждой был пробит игольчатым штампом номер документа. Всем хорош был паспорт, если бы не одно «но» – фотография владельца не была заламинирована и на ней не было ни обычной, ни сухой печати. Можно было клеить любую. Фамилия останется той же, а человек станет другой.
Год рождения владельца паспорта совпадал с годом рождения Коржика. С фотографии на него смотрел человек, склонный к запоям.
– А где он сейчас? – поинтересовался Коржик, вертя паспорт в пальцах.
Она пожала плечами:
– Не знаю – давно не заходил.
– Но он жив?
– Сие нам неведомо, – сказала она и картинно выпустила в сторону длинную струйку дыма.
