Он тупо смотрел на покупки сладкой парочки из поезда. Так вот, зачем они все это покупали – чтобы «продать» ему. А он-то, он-то! Приличные соседи! Нечего беспокоиться! Развели, как последнего лоха! Все получилось, совсем как в поговорке «Проснись – нас обокрали».
На соседний путь подали пригородный поезд, и к нему потянулись люди. Они косились на неподвижно стоящего Коржика и его вещи на скамейке.
– Продаете, молодой человек? – спросила его толстуха лет сорока.
– Что? – очнулся Коржик.
– Товары продаете? – она кивнула на скамейку.
– Берите так, – безучастно сказал он.
– Вы это серьезно? – не поверила она своему счастью.
– Да.
– Что, все можно брать? – допытывалась она.
– Все.
– Ой, спасибо вам большое!
Она спешно начала сгребать добро в клетчатую сумку. Плюшевого медведя успела ухватить сухонькая старушка.
– Куда? – грозно подалась к ней тетка.
– Мужчина за так отдал, я слышала, – зачастила бабка. – Не все же вам, женщина, другим тоже надо.
Коржик посмотрел на них ничего не видящим взглядом, подхватил сумку и зашагал прочь.
– Молодой человек! – окликнула его старушка. – А рюкзак? Вы забыли рюкзак!
Он только махнул рукой.
75
Он зашел в вокзал, встал у касс и прислонился к стене. Голова шла кругом, в глазах рябило. Он чувствовал себя так, словно под ним только что проломились доски и он провалился в нужник. Суки, суки, суки! Они были заодно! В рюкзаке лежало то, что покупали оба.
Что теперь делать, если вообще можно что-нибудь сделать? Вернуться в Белгород? Но та парочка, наверняка, сошла раньше, еще в Орле. Не зря же ему показалось, что на нижних полках спят другие люди.
Чистая работа. Сыпанули снотворного в бутылку и обчистили. И в Орле их уже тоже нет. Сели на обратный поезд и вернулись в Москву. Он бы сделал именно так. Купят там двадцать-тридцать квартир и будут сдавать внаем. Больше им по поездам мотаться не придется.
Тогда ему тоже надо в Москву. Нужно выяснить, на чьи фамилии были проданы их билеты. Но он не знает, в какой кассе те их покупали. Эти данные должны быть собраны где-то у диспетчера. Наверное, их можно узнать, если заплатить денег. Допустим. А куда потом с их фамилиями? В милицию? Смешно. К бандитам? Еще смешнее. Если они профессионалы, а они профессионалы, то и паспорта у них фальшивые, как и у него. Нет, надо посмотреть правде в глаза – они растворились без следа, и их уже не найти. Не нужно питать напрасных надежд.
Надо было ехать плацкартой – там такого не бывает. Надо было на нижнем месте. Надо было ехать с помощником. Что уж теперь. Все предусмотреть невозможно. Исчезнуть с деньгами не так просто. Легко пришло – легко ушло. Легко?
И все же интересно – действовали они наобум или по наводке? Этого тоже теперь не узнать. Это могли бы рассказать только они сами при повторной встрече, но он их больше не встретит, нечего и думать об этом.
Он пошел в зал ожидания, отыскал свободное место и сел. Куда теперь? Или остаться здесь? Ситуация такая, что всякие передвижения выглядят бессмысленными. В одночасье он лишился всего и нет никакой надежды восстановить хотя бы что-нибудь из утерянного. Самое время свести счеты с жизнью. Судьба сама подталкивает его к этому.
Можно и свести, почему бы и нет? Только сначала нужно напиться. Напиться до полусмерти в гостиничном ресторане, а потом выброситься из окна. Так когда-то поступила его соседка, и он тогда отметил про себя, что это хороший способ – быстрый и надежный.
Он вышел на улицу и направился к стоянке такси. Несколько частников кинулись навстречу. Они показались ему все на одно лицо.
– Куда ехать? – затараторили они, оттирая друг друга животами.
– В гостиницу, – сказал Коржик.
– Какую гостиницу?
– Которая повыше. Они переглянулись.
– Садитесь! – самый проворный распахнул перед ним дверку. – Мигом домчу!
Коржик знаком показал, чтобы он открыл багажник. В этот момент у него зазвонил телефон. Это был второй аппарат, номер которого знали только несколько человек. Первый, основной, он отключил еще в Москве, а про этот забыл. Он посмотрел на определитель. Звонил Шульгин. «Попрощаюсь», – решил он.
– Алло?
– Здорово! – радостно пророкотал Шульгин, как ни в чем не бывало, будто они и не ссорились вовсе. – Никак не могу до тебя дозвониться. Ты сейчас где?
– На даче, – хрипло сказал он первое, что пришло в голову.
– Простудился, что ли? – поинтересовался Шульгин. – Голос у тебя какой-то не такой.
– Ага, – сказал Коржик, – сыро тут.
– Так дуй в Москву, – предложил тот. – Дело есть.
– Что за дело? – вяло спросил Коржик.
– Ты еще обналичкой занимаешься? – вопросом на вопрос ответил Шульгин.
– А что?
– Так занимаешься или нет?
– Да.
– Есть возможность сесть на большие потоки, – сказал он. – Очень большие.
– Что за потоки?
– Я тут устроился в одну фирму, у них налички – вал. И каждый день.
– У нас тоже много, – сказал Коржик, имея в виду Толяна.
– Ты не представляешь, о чем говоришь, – ответил Шульгин. – Здесь больше на порядок. Я ручаюсь. Ты сможешь оттуда уйти?
– Смогу.
– Это хорошо. Нам нужен свой человек в банке, который будет наблюдать за процессом.
Коржик прикинул, что в прежний банк ему ходу нет, но он знал еще один, где тарифы чуть выше, но зато и связи с руководством у него там крепче. Там он был с управляющим на «ты».
– У тебя есть где перекантоваться? – спросил он.
– А что случилось? – насторожился Шульгин.
– С женой поругался, – соврал он.
Шульгин вздохнул:
– Поживешь пока на моей даче. Там тепло.
– А где она?
– По Щелковскому, перед Балашихой.
– Завтра приеду, – сказал Коржик и нажал отбой.
«Ну, что ж, – с мрачным весельем подумал он, – буду погашать долг с зарплаты. Лет за семьдесят выплачу. Если, конечно, он не выкатит проценты. Тогда придется корячиться в два раза дольше. Как там говорил тот бомбила? „Всю жизнь комиком – лопатой и ломиком?" Это про меня».
Он повернул обратно, на ходу вырвал из украинского паспорта свою фотографию, бросил документ в урну и направился к кассам.
