Вдруг за спиной раздался выстрел. Витек дернулся, мел в пальцах раскрошился. Он испуганно оглянулся. У обочины стояло такси. Из него вышел нетрезвый мужик и сильно хлопнул дверцей. Этот звук и показался Витьку выстрелом.
«В жопу! – решил он. – С таким обходом можно и инфаркт заработать!» Он почти бегом кинулся назад к переходу и в момент очутился на другой стороне улицы. Опять стал смотреть на противоположную сторону. Ситуация казалась ему безвыходной.
И вдруг его осенило – Василиса Петровна! Конечно! Как же он раньше об этом не подумал.
Василиса Петровна на самом деле была Василием Петровичем. Этот самый Василий Петрович с юных лет ощущал себя женщиной мужском теле. Но вынужден был это скрывать. У него была семья и дети, все как у людей. Но истинная природа рвалась наружу, пробивала себе путь, как растение пробивается сквозь асфальт. Дать ей волю он мог только раз в год – в отпуске. Тогда он уезжал из Москвы в Самарканд, где его совсем уж никто не знал, и безудержно предавался сладостному разврату с сексуальными меньшинствами среднеазиатских национальностей.
Теперь он стал бомжом и своих порочных наклонностей больше не скрывал. Обретался он обычно в районе Плющихи, где были не только респектабельные особняки и клубные дома, но и выселенные развалюхи тоже.
Витек долго ходил от одного бомжеского шалмана к другому, пока наконец не нашел старого приятеля. Василий Петрович был пьян, но еще не сильно. Одет он был в мужской пиджак, длинную темную юбку и белый ситцевый платочек в горошек, завязанный узлом под подбородком. Он ужинал под стеной барака в одиночестве. На пластиковом бутылочном ящике перед ним лежали нарезанная колбаса, картошка в мундире, хлеб и зеленый лук. Стояла непременная чекушка водки.
– А-а, Витек! – обрадовался он. – Сколько лет, сколько зим!
– Здорово, Петровна! – Витек с размаху хлопнул по его ладони.
Оба засмеялись.
– С чем пожаловал?
– Соскучился! – сказал Витек.
Прозвучало это не очень искренне, потому что тот не поверил.
– Так уж и соскучился? По старому пидору никто не скучает!
– Какой же ты пидор? – возразил Витек. – Ты трансвестит.
– Знаю, – отмахнулся тот, – это я так, для простоты. Ужинать будешь?
Витек кивнул.
– Бери вон ящик, подсаживайся. Картошка еще теплая. Витек сел и цапнул одну. Она и в самом деле была теплой.
– Сам варил? – спросил он.
– Кто же мне еще сварит? Что потопаешь, то и полопаешь.
Раньше Витек и Василиса Петровна обретались в одной компании на Ярославском вокзале, но с тех пор как их оттуда выжили, дороги их разошлись. Петровича тогда называли «Василиса с хреном».
– Давай, Витек, – сказал Василий Петрович, наполнив мутные пластиковые стаканчики, – за прежние времена. Хорошее было время, что ни говори!
– Да, неплохое, – согласился Витек.
Они выпили и захрустели зеленым луком.
– А что сейчас на вокзале? – спросил Василий Петрович.
– Давно там не был, – ответил Витек. – Кажется, киоски убрали.
– Это плохо, – неодобрительно покачал головой Василий Петрович. – Без киосков – что за жизнь?
– Без киосков жизни нет, – согласился Витек. – Так, одно название. По крайней мере, для нас.
– Согласен.
Некоторое время они молча жевали колбасу.
– Ну, а ты теперь как? – спросил Василий Петрович.
– Кое-как, – мрачно ответил Витек и вспомнил о всех свалившихся на него неприятностях.
– Почему?
– Долго рассказывать.
– Тогда расскажи, зачем пришел.
Витек ответил не сразу. Момент был щекотливый. Он подумал, как получше сформулировать просьбу, и ничего не придумал.
– Прикид нужен, – сказал он.
– Какой прикид?
– Бабский. Одолжи на пару дней. У тебя ведь есть? Василий Петрович расплылся в радостной улыбке:
– Э-э! Вот оно в чем дело! И тебя, значит, пробило! За это надо выпить!
И он стал разливать по стаканчикам остатки водки.
– Ничего меня не пробило! – запротестовал Витек. – Это я просто так.
– Не прячь свою природу, Витя, – стал убеждать его Петрович. – Ни к чему это. Вот я – прятал всю жизнь, таился. А что хорошего? Да я, может, и счастье-то обрел только с той поры, как перестал прятаться. Жаль мне теперь потраченных впустую лет, а ничего не поделаешь – время упущено. Ладно, держи! – он сунул в руки Витька стаканчик.
Витек озадаченно переваривал сказанное.
– За наше бабье счастье! – провозгласил Петрович тост и выпил первым.
Витек поморщился, но тоже выпил. «Во дает пидорюга!» – подумал он.
Петрович тем временем продолжал:
– Это такое удовольствие, Витя, когда не надо прятаться. Ты как бы заявляешь всему миру – да, я такой! И хочу, чтобы об этом все знали. И знаешь, что потом происходит?
– Что? – нехотя спросил Витек.
– Мир тебя принимает, вот что! Вдруг оказывается, что нечего было бояться. Ты только подумай: они все, – он широко взмахнул рукой, – принимают тебя. Ты их сделал, понимаешь? Они смирились с твоей природой, посторонились перед твоей жизненной силой. Ты крут!
– Ну да?
– Да! Именно так! – горячо заверил его Петрович. – О, это незабываемое, ни с чем не сравнимое чувство победителя, особенно сильное в первые дни! Жаль только, что нельзя довести дело до конца, – вдруг помрачнел он.
– То есть? – не понял Витек.
– Ну, сделать операцию.
– Какую еще операцию?
– По перемене пола, какую же еще.
– И что там оперируют? – Витек почти забыл о своих заботах и все больше проникался новой темой.
Петрович заговорщицки ему подмигнул и толкнул плечом:
– Что, тоже захотелось?
Витек выразительно посмотрел на него и ничего не сказал.
– Молчу-молчу! – воскликнул Петрович со смехом. – Тебе кое-что отрежут, кое-что подошьют, а кое-что изготовят заново.
Витек понял, что тот имеет в виду и ужаснулся. Ничего из перечисленного Петровичем он для себя не хотел. Ему было бы жалко, даже если бы эти хирургические манипуляции произвели над Петровичем. Он представил себе причиндалы того уже отрезанными и сиротливо лежащими в хирургической эмалированной ванночке, и его пронзила дрожь. Не хотелось бы ему быть на месте Петровичева хрена, приговоренного к смертной казни с отсрочкой исполнения.
«Кто же из нас сумасшедший?» – подумал он.
– И ты бы на это пошел? – спросил он.
– Хоть сейчас! – с готовностью ответил Петрович. – Но нет, бля, денег.
