Французские корсары обменялись настороженными взглядами. Пьер заговорил первым:
– Мы, разумеется, должны ознакомить с ними наших людей. Как я уже говорил, мсье Санчесу…
Пьер, Рено, Санчес – запоминал Таддео. Пьер был худощав и темноволос, с ястребиным носом и тонкими нервными пальцами. Рено светловолосый, лицо красное, мясистое.
– Уверен, вся команда “Камараты” пойдет за мной. Меньше уверенности внушают люди капитана Рено, – закончил Пьер.
– Но мы предлагаем куда более щедрую плату, нежели ту, что вы получаете от Венеции.
– Дело не только в деньгах. Они хотят быть уверены, что их не поведут на бойню.
– Да этот город слаб и не привык к битвам! – воскликнул Бедмар. – Силы республики разбросаны бог знает где. Уверен, ваши люди не испугаются кучки арсеналотти.
Арсеналотти? Так называли кораблестроителей венецианского Арсенала, которые по совместительству являлись еще и охранниками дожа в случае грозящей тому опасности.
– И потом, усердие и храбрость непременно будут вознаграждены, – заметил посол. – Только подумайте об этом, все сокровища Венеции! Не думаю, что они… – Тут он понизил голос до шепота.
Они говорят о нападении на Венецию! Он должен немедленно сообщить об этом Агостино… и Бату тоже. Таддео уперся ладонями в пол, вытянул шею, продолжая прислушиваться. Внезапно откуда-то вынырнула большая толстая крыса, пробежала прямо по его рукам. Мальчишка отпрянул, задел спиной ящик.
– Что это? – резко спросил Бедмар.
Таддео окаменел от страха.
– Обыскать помещение! – приказал посол.
Трое с топотом разбежались по разным направлениям.
Таддео быстро отскочил от ящика и пополз к двери, что выходила на канал. Он находился в нескольких дюймах от нее, когда мясистая лапа ухватила его за шиворот и рывком поставила на ноги. Затем Рено взял мальчишку за запястья и поволок в центр помещения, где уже ждали остальные.
– Всего лишь какой-то оборванец, – сказал Рено и подтолкнул Таддео к собравшимся.
– Он из таверны, мальчишка на побегушках, – сказал Санчес.
В голосе его звучали нотки подозрительности, того и гляди разоблачит его как шпиона.
Таддео невинно округлил глаза.
– Да, господа хорошие, – пробормотал он и отвесил неловкий поклон, поскольку руки Рено так и не отпустил. – Хозяин послал меня за вами вернуть деньги. Потому как вы переплатили за вино, которое имели удовольствие откушать в его скромном заведении.
– Чушь какая-то, – пробормотал Санчес. – Какой, скажите на милость, хозяин таверны станет возвращать клиентам серебро?
– Да нет, господа, честное слово, монеты у меня в башмаке. Сейчас достану, если вы меня отпустите.
И он покосился на Рено.
Бедмар кивнул, и корсар разжал руки. Таддео понимал: сейчас лучшие его союзники – внезапность и скорость. Он запустил пальцы в ботинок, затем резко распрямился и всадил короткий кинжал в правую руку Рено. Капитан взревел от боли и неожиданности, точно разъяренный бык. Все остальные замерли от удивления и не успели выхватить шпаги, а Таддео резко метнулся в сторону и пустился наутек.
Черт бы побрал эту луну, думал он, мчась, словно ветер, по темным и узким улочкам Каннареджо. Из переулка Кудрявых Женщин – на улицу Семи Девственниц, затем по темным вонючим проходам между мясными лавками и рынком, откуда на миг пахнуло прогорклым жиром. Мысли роились в голове во время этого сумасшедшего бега: “Должен сказать Агостино… должен сказать Бату. Держись в тени, черт бы побрал эту луну!…”
Он пробежал по мосту Арривоза, затем вихрем промчался по калле Вольто. И вдруг увидел впереди Санчеса, тот тоже заметил его и рванул навстречу. Таддео развернулся, бросился назад и увидел посла – тот преграждал ему дорогу. Таддео даже не успел остановиться, врезался в посла, холодный золотой медальон стукнул его по щеке. Бедмар ухватил его за плечо стальными пальцами, потом наклонился и заглянул в глаза. На губах его играла загадочная улыбка. Тут подоспел и Санчес.
– Сто раз должен был подумать, прежде чем распускать язык в таверне, – упрекнул его Бедмар. – Этот помоечный крысеныш мог подслушать и передать кому-то еще. А ты привел его ко мне!
– Простите, ваше превосходительство. Этого больше не случится.
Санчес выхватил шпагу и указал на Таддео.
“Сейчас они меня убьют”, – подумал мальчик. И колени у него подогнулись от страха. А сердце колотилось в груди мелко и часто, точно у кролика.
– В том нет нужды, – сказал посол и убрал свою шпагу в ножны.
Таддео едва не лишился чувств от радости.
– Ваше превосходительство, – забормотал он, – вы человек чести и великого сострадания…
В лунном свете сверкнула сталь, тело пронзила невыразимая боль. Кинжал Бедмара рассек ему горло, на миг Таддео ощутил холод стали и жар хлынувшей крови одновременно. Он пытался крикнуть, не мог, захлебывался и давился. Все случилось в точности так же, как в преследовавшем его ночном кошмаре – он загнан в угол, он в отчаянии и не в силах выдавить и звука. Он сжимал горло пальцами, они тут же стали липкими и скользкими от крови, в лунном свете она казалась черной. Таддео смотрел на посла умоляющими глазами, рот открыт, хватает воздух, но в легкие он не проходит. Бедмар смотрел мимо него, точно Таддео не было здесь вовсе. “Но я ведь еще жив… или мне показалось?…” Те же мысли роились в голове: “Успеть сказать Агостино… успеть сказать Бату… они хотят напасть на Венецию…”
Бедмар отпустил его, и Таддео рухнул на землю. Он слышал удаляющиеся шаги двоих мужчин, стук каблуков по булыжной мостовой становился все тише и замер где-то вдали. Он с трудом осознавал, что жизнь выходит из него по капле, вместе с кровью. Теплой кровью, что заливала холодные камни. “Должен сказать… должен… что?” Он уже не помнил. Таддео поднял глаза к небу. Луна, как бешеная, раскачивалась на небе, звезды водили хоровод и постепенно становились все тусклей. А вскоре и совсем погасли.
ИМПЕРАТРИЦА
26 апреля 1617 года
Стоя перед мольбертом, Алессандра аккуратно очертила края распускающегося бутона розы, добавила еще несколько штрихов к своему наброску углем. С персикового дерева, в тени которого она расположилась, свисал на ветке маленький снежно-белый цветок. Она подняла глаза – все ветви дерева были густо усыпаны цветами и эффектно вырисовывались на фоне голубого неба. Потом она обвела взглядом сад. Кругом все в цвету, новые ростки и бутоны отчаянно стремятся пробиться к солнцу. Словом, чудесный выдался день, по-настоящему весенний, теплый, даже жаркий. А ветерок, дующий с лагуны, нес приятную прохладу.
– Госпожа!
Из задней двери дома выскочила Бьянка, ее служанка и повариха. И устремилась по зеленой тропинке к своей хозяйке с такой быстротой, какую позволяли ее пышные формы и солидный возраст. На бегу она размахивала конвертом.
