“Это моя последняя ночь в Венеции, – с грустью подумала Клер. – Просто не верится, что все уже кончилось”.
– Я так мало успела увидеть, – тихо сказала она.
– Простите?…
Она сама не осознавала, что произнесла эти слова вслух. И залилась краской от смущения.
– Просто жаль, что уже завтра придется уехать.
– Мне тоже жаль. Поразительно все это, верно? – И он небрежным кивком указал на пьяццу. – Хотя “поразительно” не самое подходящее слово. Когда я пытаюсь описать Венецию, дело всегда заканчивается тем, что начинаешь говорить какие-то банальности.
– А я, еще живя в Америке, очень часто читала, что Венеция – волшебный город, похож на сказку. Слишком часто, а потому заподозрила, что это венецианские туристические компании морочат людям головы, чтобы заманить побольше туристов. Но как только прилетела и увидела все это, первой мыслью было: “Ну прямо как в сказке, настоящее волшебство”.
– Стало быть, они умеют обрабатывать людей.
– Причем не слишком оригинальным способом. Но более всего меня поражает в этом городе его живость, постоянное движение. И знаете, грустно думать о том, что когда-нибудь он превратится в город-музей, ведь многие предлагают именно так поступить с Венецией.
– Согласен, это было бы печально.
Они продолжали шагать к восточному краю площади, и вскоре весь шум постепенно стих за их спинами, они вошли в лабиринт узких полутемных улиц Сан-Марко. И еще довольно долго шли в полном молчании, Эндрю нарушил его первым.
– Мне кажется, я должен извиниться перед вами.
Клер удивленно взглянула на него.
– За что?
– Ну, за тот день, когда мы встретились в аэропорту. Мне кажется… я был довольно груб и…
– О, что вы! Я ничего такого не заметила, – солгала Клер.
– Ну вот. Вы не только не прощаете меня, вы еще и врете. Надо сказать, и вы вели себя не самым лучшим образом… все те глупости, что вы говорили об итальянской полиции. А, да что там!
Эндрю криво улыбнулся и махнул рукой.
– И что же, меня действительно забрали бы в полицию, если б я влезла в эту очередь для европейцев? – спросила Клер.
– Понятия не имею. Но прежде я никогда не видел американца, который бы норовил пролезть без очереди.
– Ах так? Неужели?
– Поэтому и извиняюсь. Понимаю, что вел себя самым безобразным образом, но у меня были уважительные причины.
– Интересно, что за причины?
– Перед этим я провел два дня в Амстердаме, где у меня семинар. А когда прилетел туда, выяснилось, что мой багаж вместо Амстердама улетел в Афины. Номер в гостинице мне достался в самом центре крыла, где поселили болгар, приехавших в отпуск. Весь день они отсыпались, а ночью пили, били о стенку пивные кружки и горланили песни. И последнее. В самолете, по пути в Венецию, мой сосед сломал мне очки.
– Нарочно?
– Не знаю, до сих пор не пойму, как это случилось. Он встал и ушел. Я тем временем заснул, предварительно сняв очки. И чисто автоматически положил их на сиденье рядом. А потом он вернулся и просто не глядя…
– Сел на них?
– Ну да, боюсь, что так. Короче, к моменту прибытия сюда я страдал от недосыпания и от того, что хожу в одной и той же одежде целых три дня, и вообще плохо видел, что творится вокруг. А мне предстояло читать лекцию о книге, которую я пишу… которую еще не написал, потому как до сих пор не понял… Словом, простите меня, надеюсь, теперь вы понимаете, почему я тогда так себя вел.
– Понимаю. Мое путешествие сюда тоже было не из самых приятных.
– Мне следовало догадаться.
– Ничего страшного. Ваши извинения приняты, но только при одном условии. Если вы принимаете мои, за то, что обозвала вас “лошадиной задницей”.
– Конечно. Должен сказать, никто прежде не обзывал меня по-латыни. Я даже был заинтригован. Скажите, это единственное известное вам ругательство на мертвом языке?
– Отнюдь. Могу ругаться, как матрос, еще и по-гречески.
– Так что в классических языках вы человек продвинутый?
Клер отрицательно помотала головой.
– Нет, знаю только бранные слова.
– Вот как? Но где же вы этому научились? Что, есть такая специальная книга, или учебный диск, или же что-то еще?
– Да нет, никакой книги нет, конечно! – рассмеялась Клер. – Но это было очень просто. Стоит выйти замуж за ученого, специалиста по античности, и можно узнать просто уйму совершенно незаменимых фраз и слов.
Эндрю заметно растерялся.
– Так ваш муж… он… э-э?
– Бывший муж, – поправила его она. – Помощник профессора на кафедре античной истории Колумбийского университета.
“А его подружка занимает кабинет напротив, через коридор”.
– Это довольно редкостное умение, ругаться на латинском и греческом, не правда ли? – заметил Эндрю. – Оно могло бы оказаться весьма полезным где-нибудь в Афинах или…
– Или в Древнем Риме, – подхватила Клер.
– Да уж. – Он на секунду умолк. – Что планируете делать, получив ученую степень?
– Хотелось бы преподавать. Вообще-то у меня есть голубая мечта. В идеале я хотела бы стать профессором в Гарварде.
– Есть шанс, что предложат должность?
– О, нет. Получить там работу почти невозможно. Мой бывший с огромным трудом получил место в Колумбийском университете, это стоило ему немалых усилий, это очень и очень престижно…
– И вам хотелось бы переплюнуть его.
– Да. Глупо, не правда ли? А дело, скорее всего, кончится маленьким заштатным колледжем где-нибудь на Среднем Западе.
– Лично мне кажется, ничуть не глупо. Уверен, из вас получится просто отличный преподаватель. Вы нашли ключ к сердцу девочки – она ведь доводится вам племянницей? – этой своей историей о Казанове.
– Спасибо. Гвен мне не племянница. Я просто ее компаньонка. – Клер поняла, что надо дать какие-то пояснения. – Родителям Гвен был нужен человек, который бы отвез ее в Европу на неделю. А мне необходимо было попасть на эту конференцию, но материально… я не могла себе этого позволить. Вот мы и заключили сделку.
– И часто вам доводится выступать в роли компаньонки?
– Разве не видно, что в первый раз?
– Напротив. Вы прекрасно справляетесь. Ну, если не считать того, какие вольности вы разрешили ей в самолете.
– Ничего я ей не разрешала! Просто заснула в кресле, а она ускользнула.
– Вообще, она доставляет много неприятностей, верно?
– Она подросток. И с учетом возраста все эти неприятности – практически норма.
– У меня сын девяти лет. И я уже почти с ним не справляюсь. Только не говорите мне, что дальше будет еще хуже!
