– Ты понимаешь, что, если отдашь это письмо, мной тоже займутся вплотную?
– О тебе я и словом не упомянула.
– Сомневаюсь, что это поможет.
– Почему ты пытаешься разубедить меня? Ведь знаешь, что республика в опасности! Считаешь свою жизнь ценнее тысячи жизней ни в чем не повинных венецианцев?
– По моим данным, а они надежны, все ни в чем не повинные граждане Венеции прекрасно уместятся в одну гондолу. – Он иронично улыбнулся, Алессандра не ответила ему улыбкой. – Впрочем, должен тебя успокоить: то, чего ты так опасаешься, вряд ли случится. Да, верно, сейчас в Венеции полным-полно наемников, даже самые недальновидные и тупые из сенаторов могли бы это заметить. И понять, что творится что-то неладное. Оссуна безрассудно рвется вперед, Бедмар ведет себя до крайности самоуверенно. Вокруг кишат шпионы. Да замысел Оссуны раскрыли бы еще до выхода его кораблей из гавани. Заговорщиков непременно разоблачили бы, а затем подвергли самому суровому наказанию.
– Ну а ты? Что теперь будешь делать?
– Могу ли я расценивать этот вопрос как заботу о моей персоне?
– Да нет. Просто любопытно, вот и все.
– Если Оссуна потерпит поражение, судьба может от меня отвернуться. Придется покинуть Неаполь и искать нового нанимателя. А может, поеду домой, в Наварру, буду жить на ренту, потом женюсь на богатой вдове и осяду там до конца дней.
Он взглянул на нее, насмешливо изогнув бровь.
От того, что он так небрежно рассуждал о браке с какой-то другой женщиной, сердце у Алессандры болезненно защемило. Однако она взяла себя в руки и ответила насмешливо:
– А ты, как я посмотрю, просто создан для спокойной сельской жизни. Странно, что не подумал об этом раньше. Я удивлена.
Обиженное выражение его лица подсказало, что стрела ее попала в цель.
– А что ты будешь делать, когда все это закончится? Вернешься в Венецию? – спросил Антонио. – Снова займешься любимым ремеслом?
“Да никакая шпага ему не нужна, он может убить одним словом!”
– Любимым ремеслом? Неужели ты думаешь, я выбрала бы такую жизнь, если б у меня был хоть какой-то выбор?
– Ты могла выйти замуж, – тихим укоризненным голосом заметил он.
– Замуж? Но у меня не было приданого, не было денег. Только отцовский дом, да и тот я могла потерять из-за неуплаты налогов. Кто возьмет за себя дочь торговца, у которой нет приданого?
– Ну а в монастырь?
– Это значит – в тюрьму.
– По крайней мере, почетнее и достойнее.
– Столь же почетно, как выполнять приказы безумца?
– Мне кажется, в исполнении моего долга больше чести, чем быть самой известной куртизанкой Венеции, цена которой известна всем!
Антонио нервно заходил по комнате, он так и кипел от ярости.
Она ощутила все ту же острую боль в груди, что и чуть раньше.
– За что ты меня так ненавидишь?
Голос ее понизился до шепота.
Он резко обернулся, взглянул на нее.
– Ты называешь это ненавистью? – Он подошел и встал так близко, что при желании она могла бы дотронуться до него. Потом вдруг отвернулся и заговорил торопливо, хриплым шепотом, точно говорил не с ней, а с самим собой. – Это не ненависть, это мука сплошная! – Поднял голову, заглянул ей прямо в глаза, – Я не могу… – Секунду-другую он молчал, словно не было сил продолжать. – Мне невыносима сама мысль о том, что ты… была со всеми этими мужчинами. Пусть даже с одним мужчиной!…
Алессандра сразу поняла: Антонио не шутит.
– Прикажешь понимать это как объяснение в любви? Если да, то прозвучало оно как-то грубо и не слишком благородно. О своих чувствах предпочитаешь умалчивать и, однако же, говоришь мне, что ревнуешь. Да еще дразнишь!
– Дразню? Как это понимать?
– Говоришь, что собираешься жениться.
– Говорю лишь потому, что считаю: слишком мало шансов, что ты навсегда покинешь Венецию и станешь женой бедного виконта, уедешь со мной в глухомань, где мне принадлежит клочок земли. Или ты полагаешь, что я останусь здесь и буду наблюдать за твоим распутством?
– Не знаю. Я как-то не думала…
– А я думал, и тут уж ничего не поделаешь. – Глаза его затуманились болью, голос звучал хрипло. – Как я могу говорить о своих чувствах, когда мне нечего тебе предложить?
– Ты слишком низкого мнения обо мне, раз считаешь, что для меня главное деньги.
– Интересно. Покажи мне куртизанку, которую не волновали бы деньги.
– Ты мне не веришь.
– Сейчас легко рассуждать о том, что тебе плевать на деньги. Все это просто слова. Но позже, когда лишишься своих нарядов, драгоценностей… Интересно, что ты скажешь тогда?
– Я большую часть жизни прожила без нарядов и драгоценностей.
– Но ты не жила в глухой испанской деревушке, где на много миль вокруг нет ни одного соседа, где просто не к кому пойти в гости в воскресенье. А здесь у тебя общество, праздники, карнавалы и развлечения, купцы, у которых можно накупить горы красивых вещей!
Алессандра молчала.
– Видишь, я обо всем подумал.
– И что с того? Считаешь, что нас разделяет пропасть? – Стояли они совсем близко, но в этот миг Алессандре Антонио показался страшно далеким. – Ты описываешь наше будущее в чересчур мрачных тонах, такого просто не может быть.
– Возможно… возможно, если б все сложилось иначе, чем теперь, эти препятствия можно было бы преодолеть. Но… Неужели ты не понимаешь? Какое будущее может ждать мужчину, которого преследуют, как зверя, и женщину, бежавшую вместе с ним?
– Ты считаешь, это единственно возможный вариант?
Антонио не ответил, просто смотрел на нее, и темные его глаза были печальны. Алессандра внезапно поняла.
– Боишься, что тебе не выжить?
– Боюсь, что даже бежать из Венеции не получится.
– Неужели собираешься так легко сдаться?
– Просто трезво оцениваю положение.
– Нет, не говори так! Я отказываюсь верить в это. Мы можем бежать вместе. Я накопила денег… должен же быть какой-то выход.
– Да она никак плачет!… – удивленно протянул Антонио. Подошел еще ближе, заключил Алессандру в объятия.
Она смахнула слезы, подняла на него глаза.
– Почему это принято думать, что любовь делает людей счастливыми? Никогда в жизни ужаснее себя не чувствовала!…
Огонь в камине почти догорел, в комнате царил полумрак, но Алессандра различала отдельные предметы, служившие напоминанием о том, что она предпочла бы забыть. Письмо на столе, оно не было вскрыто; шпагу Антонио, она была прислонена к креслу, где он оставил свою одежду, и слабо отражала свет. Слишком быстро кончилась эта ночь, и вот уже утро, за окном первые проблески рассвета. Какие еще страхи и испытания принесет им новый день?…
