Из ворот зоны вышел красномордый унтер с кожаной сумкой
через плечо. При виде генеральских лампасов выкатил грудь, расправил плечи,
перешел на чеканный шаг и так четко подбросил руку к фуражке, что сразу стало
видно настоящего коренного служаку.
– Сорок нижних чинов постоянно находятся на территории.
Отлучаться запрещено. Только старший унтер-офицер Сыч, – Крылов показал на
молодца, – может выходить в штаб или в лавку. Господам офицерам разрешается
удаляться от зоны не далее, чем на версту. Поездки в город допускаются лишь в
дождливую погоду. Из лиц, не входящих в штат корабля, входить на объект имеем
право лишь я и отрядный адъютант…
Едва он это сказал, как в ворота рысцой вбежал адъютант авиаотряда
поручик Гамидов, легок на помине. Его красивые сливообразные глаза сияли
счастьем.
– Ваше превосходительство! – закричал он
издалека. – Разрешите обратиться к господину полковнику! Юлий Самсонович!
Прибыло пополнение! Большое! Один летнаб, остальные пилоты!
Большое пополнение
Начальнику авиаотряда так не терпелось поскорее увидеть
летчиков, что конец инспекции получился неприлично скомканным. Все объяснения
полковника ужались до куцых фраз, на вопросы он отвечал главным образом «Так
точно» или «Никак нет». В скором времени генералы заскучали, тем более что
придраться к «Муромцу» оказалось не из-за чего, а время шло к обеду. От
вежливого приглашения откушать «обычной летунской трапезы» в офицерской
столовой их превосходительства отказались, сославшись на приглашение
ивангородского коменданта. И упылили на своих автомобилях, скатертью дорога.
Крылов перекрестился и, стараясь не сбиться на мальчишеский
бег вприпрыжку, поспешил в штаб.
Пополнение действительно оказалось грандиозным. Перед
крыльцом бывшей управы, окруженные офицерами, стояли и курили пятеро мужчин.
Целых пятеро! Притом что Авиадарм обещал прислать самое большее четырех.
С летным составом в действующей армии было еще хуже, чем с
аэропланами и запчастями. На всю державу имелось шесть авиашкол. Вместе взятые,
они могли вместить сотню учащихся, половина из которых отсеивалась за
неспособностью к пилотному делу, а оставшихся буквально рвали на части. Свою
квоту на этот год Особый авиаотряд уже выбрал. Но изобретательный Крылов
догадался первым закинуть в управление бумагу, прося о пополнении за счет
некадровых летчиков из числа запасных и охотников. До войны в России было
немало любителей-спортсменов, летавших на свой страх и риск – кто в погоне за
денежными призами, кто по зову сердца. Среди этой публики попадались пилоты
недюжинного таланта.
– Господа офицеры! – рявкнул кто-то из военлетов,
первым заметивший начальника.
Свои отошли в сторону, подтянулись. Новенькие неловко
выстроились. Вид у них был нелепый: кто в канотье, кто в кепи, один в
солдатской гимнастерке, один в широкополой шляпе. У ног багаж – чемоданы,
портпледы, саквояжи.
– Сашка! Круглов! – ахнул командир, бросаясь к
маленькому курносому щеголю в чудесном парижском костюме и штиблетах с гамашами.
Обнялись.
Старые знакомцы очень давно не виделись. Когда-то Александр
Круглов числился звездой отечественной авиации, но после первого Всероссийского
праздника воздухоплавания, в сентябре десятого, вдруг исчез. Тогда разбился
капитан Мациевич, и разбился странно: ни с того ни с сего выпал с высоты 500
метров из своего «блерио». Заговорили о самоубийстве. Сначала, как водится,
болтали о роковой любви. Потом возникла другая версия, политическая.
Двумя днями ранее Мациевич поднимал в воздух самого Столыпина.
Пять минут покатал его над Петербургом и спустил на землю, только и всего.
Однако Охранному отделению стало известно, что капитан был членом подпольной
террористической организации и получил задание разбиться вместе с председателем
комитета министров. Почему не исполнил – загадка. То ли нервов не хватило, то
ли Столыпин ему понравился. Предстать перед судом товарищей несостоявшийся
тираноборец не осмелился, предпочел расшибиться о землю. А Саша Круглов с
покойником дружил, и якобы не просто дружил, а оказывался чуть ли не
соучастником. В общем, история была мутная, полицейская.
Через некоторое время Круглов объявился в Париже. Получил
бревет на звание летчика от Французского аэроклуба и стал очень успешным
«призовиком», то есть профессиональным авиатором, участвовавшим в призовых перелетах.
То возьмет в Ницце 70 000 франков за рекорд дальности, то в Италии 30 000 лир
за рекорд высоты. Жил на широкую ногу, купался в славе. Казалось бы, чего еще?
– Как объявили войну, я сразу в наше посольство, –
рассказывал он Крылову. – Политическим обещали амнистию. Добирался кружным
путем, через Японию. Теперь вот рядовой, вольноопределяющийся. Самолет дашь?
– Любой, на выбор. Хочешь мой «вуазен»? – пообещал
полковник, все еще не веря такой удаче. Сам Круглов!
Второго из новеньких Крылов тоже знал, но на шею ему не
бросился.
Это был известный опереточный артист Беркут-Лавандовский,
несколько лет назад заболевший любовью к небу. Злые языки утверждали, что он
желал таким образом поправить свою пошатнувшуюся сценическую популярность.
Беркут и правда был позер, любитель аплодисментов, но притом настоящий,
полоумный летун. Полковнику случалось видеть его в воздухе. Ничего не скажешь –
действительно беркут.
С этим щеголем наверняка будут трудности дисциплинарного
порядка, озабоченно подумал он, оглядывая напомаженного красавца. Да еще как
пить дать газетчики нагрянут.
Протянул руку, сухо сказал:
– Милости прошу в Особый авиаотряд. Надеюсь,
сработаемся.
– Инженер Агбарян, бревет номер 29, – горделиво
представился третий, горбоносый брюнет с сияющим пробором. – Я со своим
«фарманом», он прибудет на следующей неделе.
Номер бревета был впечатляющий – его владелец наверняка
летал с самого первого года русской авиации, то есть уже лет пять. Да и фамилия
известная. Одесская фирма «Агбарян» занималась доводкой и ремонтом аэропланов,
пользовалась у авиаторов отличной репутацией, а про владельца рассказывали, что
как летун он очень неаккуратен, но феноменально удачлив: капотировал и
разбивался раз десять, но всякий раз отделывался ушибами и переломами.
– Очень рад. Пока едет ваша машина, не откажите
осмотреть моих птичек. Есть кое-какие технические трудности, с которыми мои
механики справиться не в состоянии, – попросил Крылов.
Он уже решил, что приспособит инженера заведовать ремонтным
цехом, а в небо будет пускать пореже. Специалист такого уровня в отряде –
редкостное везение.
Следующий был немолод и хмур. Солдатская форма сидела на
нем, будто сшитая на заказ хорошим портным, а выправка была безошибочно
гвардейская.
