Андреа позвонила своему бывшему мужу, и они вместе отправились искать Рона по улицам. Оба были хорошо вооружены и не остановились бы перед уличной расправой.
Лицо Андреа представляло собой месиво – порезы, ссадины, опухшие глаза. Рон носил перстень с выгравированной на нем лошадиной головой, им-то он и нанес ей многочисленные маленькие раны вокруг глаз. Полицию вызвали на следующий день, но Андреа решительно отказалась написать заявление. Рон жил поблизости, и она его боялась.
Барни не был готов к этим показаниям и перекрестный допрос провел вяло.
Когда Андреа Хардкасл покидала свидетельское место, в зале стояла мертвая тишина. Присяжные все как один уставились на подсудимого. Дело пахло высшей мерой.
Необъяснимо, но Барни даже не попытался вызвать какого-нибудь свидетеля, чтобы восполнить нанесенный урон и спасти жизнь Рона. Аннет и Рини сидели в зале и были готовы дать показания. За все время процесса никто не произнес ни слова о психическом заболевании Рона, не представил никаких медицинских заключений.
Последним, что услышали присяжные со свидетельского места, были показания Андреа Хардкасл.
В своем заключительном слове Билл Питерсон требовал смертной казни и воспользовался кое-какими новыми свидетельствами, хотя во время процесса они не были доказаны. До выступления Андреа Хардкасл о перстне с лошадиной головой не упоминалось. Теперь Питерсон ухватился за него, сделав вывод, что при избиении Дебби Картер Рон тоже орудовал перстнем; раны на ее лице, утверждал он, почти наверняка идентичны тем, что получила Андреа Хардкасл в январе 1981 года. Это было просто вольное предположение. Никаких доказательств тому не имелось, но они и не требовались.
Обращаясь к жюри, Питерсон драматически вещал:
– В эпизоде с Андреа Хардкасл он оставил свою личную подпись, во время убийства Дебби Картер подчеркнул ее жирной линией. – Закончил он свою пламенную речь словами: – Дамы и господа, когда вы вернетесь сюда из совещательной комнаты, я жду, что вы скажете: «Рон Уильямсон, вы заслуживаете смерти за то, что сделали с Деброй Сью Картер!»
Исключительно вовремя Рон выкрикнул:
– Я не убивал Дебби Картер!
Жюри удалилось, но дебаты продлились недолго. Менее чем через два часа они вернулись в зал с вердиктом: «Смертная казнь».
Следуя причудливым поворотам юридического крючкотворства, судья Джонс на следующий день созвал слушания по вопросу о нарушении «правила Брейди». Хоть Барни и был изнурен и сыт по горло этим делом, он все еще кипел от злости от того, что полицейские и Питерсон намеренно утаили видеопленку 1983 года, на которой запечатлено испытание Рона на полиграфе.
Но к чему было взбивать пену по этому поводу? Процесс завершен. Задним числом видеопленка ничего не даст.
Решение судьи Джонса никого не удивило: сокрытие властями видеопленки не является нарушением «правила Брейди». Пленку, в сущности, никто и не утаивал; в конце концов она была предъявлена, так что речь идет лишь об отложенном представлении доказательства.
Рону Уильямсону предстоял путь в оклахомскую тюрьму Макалестера, в печально известный блок F – для смертников.
Глава десятая
В Оклахоме к смертной казни относятся очень серьезно. Когда в 1976 году Верховный суд США одобрил возобновление приведения смертных приговоров в исполнение, законодательное собрание штата Оклахома собралось на специальную сессию с одной-единственной целью: принять статус об исполнении смертных приговоров. На следующий год законодатели обсуждали новаторскую идею введения смертной казни посредством инъекции яда вместо надежного старого электрического стула. Основным доводом в пользу инъекции было то, что этот способ более милосерден, вызывает меньше нареканий в жестокости и негуманности наказания, ускоряет процесс казни. В сиюминутном раже, под неусыпным вниманием прессы и при подстрекательстве избирателей законодатели, в сущности, с энтузиазмом обсуждали разные способы лишения человека жизни. Некоторые горячие головы предлагали повешение, расстрельные команды и тому подобное, но в конце концов подавляющим большинством голосов была одобрена казнь посредством инъекции, и Оклахома стала первым штатом, принявшим соответствующий закон.
Но не первым, применившим его. В значительной степени из-за растерянности и неповоротливости законодателей, полиции и прокуратуры, а также большинства общества Оклахома сразу же отстала от других штатов, активно включившихся в исполнение смертных приговоров. В течение долгих тринадцати лет здесь не казнили ни одного осужденного. Наконец в 1990 году ожидание закончилось, и комната для исполнения смертных приговоров снова вступила в действие после долгого перерыва.
Как только плотину прорвало, хлынул поток. Начиная с 1990 года в Оклахоме казнили больше осужденных, чем в любом ином штате. Ни один из них, даже Техас, и близко не мог сравниться по этой части с Оклахомой.
Казни проводились в тюрьме города Макалестера, самой строго охраняемой тюрьме, расположенной в сотне миль к югу от Оклахома-Сити. Камера экзекуций располагалась там в зловещем отсеке под названием «Блок H».
Мастерство достигается практикой, и казни в Макалестере исполнялись с математической точностью утвержденной процедуры. Для заключенного, чей час настал, последний день был днем свиданий – с членами семьи, друзьями, как правило, и с адвокатом. Разумеется, такие визиты болезненны сами по себе, но еще более тяжкими делает их запрет на физический контакт. Посетители и обреченный разговаривают и плачут по телефону, глядя друг на друга через разделяющее их толстое стекло. Никаких прощальных объятий и поцелуев, лишь переворачивающее душу «Я люблю тебя» в микрофон черной трубки. Часто осужденный и посетитель символически обмениваются поцелуем, с противоположных сторон прижимаясь губами к стеклу, или через то же стекло словно бы соприкасаются ладонями.
Закона, запрещающего физический контакт накануне казни, не существует. Но каждый штат устанавливает свои правила, и в Оклахоме предпочли самый суровый ритуал.
Если надзиратель пребывает в хорошем настроении, он может позволить смертнику сделать несколько телефонных звонков. Когда посетители уходят, настает время последней трапезы. Меню выбирает осужденный, однако только в пределах 15-долларового лимита, и надзиратель вправе исключить из него все, что сочтет неприемлемым. Обычно заказывают чизбургер, жареных цыплят, сома и мороженое.
Примерно за час до казни начинается подготовка. Осужденный переодевается в светло-голубую форму, напоминающую костюм хирурга. Широкими лентами его пристегивают к креслу-каталке. Когда он выступает в свой последний путь, товарищи по несчастью устраивают ему своего рода шумовую демонстрацию солидарности: они трясут и пинают ногами решетчатые двери своих камер, грохочут чем-нибудь по решеткам, пронзительно кричат и улюлюкают, и этот шум и гам продолжается до назначенного времени казни. Потом вмиг обрывается.
Пока осужденного готовят, в камере экзекуций все уже в ожидании. Пожелавшие присутствовать на казни собираются в двух помещениях: одно – для родственников жертвы, другое – для родственников убийцы. В отделении для родственников жертвы двадцать четыре складных стула, но несколько из них – обычно четыре или пять – резервируются для прессы, несколько – для адвокатов и несколько – для персонала. Местный шериф и прокурор редко пропускают подобное событие.
