Мы оставили Майклу солидную сумму денег. К счастью, мой отец своевременно позаботился о том, чтобы я ни в чем не нуждалась, и мы могли помогать сыну. Конечно, я побаивалась, как бы Бурхардт не уговорил Майкла отдать эти деньги на нужды фермы или вложить их в строительство плотины. Но я не возражала. Я чувствовала себя спокойно, зная, что в Габороне у Майкла есть достаточно денег.
Мы вернулись в Вашингтон. Представляете, приехав в Америку, я тут же поняла, почему Майкл не хотел возвращаться. Все здесь было каким-то неискренним и даже агрессивным. Я скучала по Ботсване. Дня не проходило, чтобы я не вспоминала о ней. Вскоре это превратилось в болезнь. Я бы все отдала, чтобы снова выйти из своего дома в Габороне, встать под деревом и смотреть на необъятное белое небо. Или услышать, как ночью перекликаются африканцы. Я скучала даже по октябрьской жаре.
Майкл писал нам каждую неделю. Его письма были полны новостями с фермы. Я знала, как растут помидоры, как насекомые-вредители нападают на грядки шпината. Все было очень зримо и причиняло боль, потому что мне хотелось быть рядом с сыном, работать вместе с ним и знать, что от этого многое переменится к лучшему. От того, чем я занималась всю жизнь, не менялось ровным счетом ничего. Много времени я отдавала благотворительности: занималась ликвидацией безграмотности, развозила библиотечные книги инвалидам. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем, что делал мой сын в далекой Африке.
Потом целую неделю от Майкла не было писем, а еще через день-два позвонили из американского посольства в Ботсване. Мой сын был объявлен пропавшим без вести. Сказали, что постараются разобраться и сообщат, как только появятся новые сведения.
Я тут же вылетела в Ботсвану. В аэропорту меня встретил человек, которого я видела среди сотрудников посольства. Он сказал, что Бурхардт сообщил в полицию, что однажды вечером Майкл вдруг пропал. В тот день все ужинали вместе, и Майкл там тоже был. Больше его никто не видел. Южноафриканка уверяла, что понятия не имеет, куда он исчез, а грузовик, который Майкл купил вскоре после нашего отъезда, так и остался под навесом. И ни у кого никаких догадок о том, что случилось.
Полиция опросила всех обитателей фермы, но ничего нового не узнала. Майкла никто не видел и не знал, что с ним произошло. Казалось, его поглотила ночь.
Я приехала на ферму в тот же день, как прилетела в Ботсвану. Бурхардт очень переживал и пытался успокоить меня, мол, Майкл скоро вернется. Но он не мог объяснить, почему мой сын вдруг решил уйти, не сказав никому ни слова. Южноафриканка отмалчивалась. По непонятным причинам она относилась ко мне с явным подозрением и в основном молчала. Она тоже не понимала, почему Майкл исчез.
Я провела в Ботсване четыре недели. Мы дали объявление в газету и назначили вознаграждение за информацию о Майкле. Я ездила на ферму и обратно, все время думала о том, что произошло. Наняла местного охотника, и он прочесал все окрестные заросли. Две недели искал, но ничего не нашел.
В конце концов мы остановились на двух вариантах. Либо на Майкла кто-нибудь напал, например, грабители, и его тело увезли. Либо на него набросилось какое-нибудь дикое животное, к примеру, лев, забредший сюда из Калахари. Львы давно уже не подходят близко к Молепололе, но это не исключено. Впрочем, в этом случае нанятый мною охотник нашел бы разгадку тайны. Но он вернулся ни с чем. Не нашел ни следов, ни других признаков появления зверя. Ничего.
Полгода назад умер Джек. Он давно страдал от рака поджелудочной железы, и меня предупреждали, что надежды нет. После его смерти я решила в последний раз попытаться выяснить, что же все-таки случилось с Майклом. Вам, мма Рамотсве, может показаться странным мое желание вернуться к событиям десятилетней давности. Но я просто хочу знать, что произошло с моим сыном. Я не надеюсь найти его. Я уверена, что его нет в живых. Но мне бы хотелось поставить точку в этой главе моей жизни и сказать «прощай». Вот и все, чего я хочу. Вы мне поможете? Постараетесь что-нибудь узнать? Вы говорили, что тоже потеряли ребенка. Значит, вы понимаете, что я чувствую. Так ведь? Я чувствую печаль, которая никогда меня не покидает. Никогда.
Некоторое время после того, как посетительница закончила свою историю, мма Рамотсве молчала. Что она может сделать для этой женщины? Удастся ли ей что-нибудь выяснить, если ни полиции Ботсваны, ни американскому посольству это не удалось? Пожалуй, она бессильна. Но женщине нужна помощь, и если она не получит ее от «Женского детективного агентства № 1», куда же ей обращаться?
— Я помогу вам, сестра, — сказала мма Рамотсве.
Глава 4
В сиротском приюте
Мистер Дж. Л. Б. Матекони наслаждался видом из окна своего офиса в «Быстрых моторах». Окон было два. Одно выходило на мастерскую, где два молодых автослесаря поднимали домкратом машину. Мистер Дж. Л. Б. Матекони отметил, что делают они это неправильно, хотя он постоянно твердил им об опасности. Один из них уже попал в передрягу и только чудом не остался без пальца, но ребята все равно не образумились. Дело было в том, что парням едва исполнилось по девятнадцать. В этом возрасте все считают себя бессмертными и собираются жить вечно. Ничего, скоро всё поймут, мрачно усмехнулся мистер Дж. Л. Б. Матекони. Сами дойдут до мысли, что они ничем не отличаются от других смертных.
Он повернулся на стуле и посмотрел во второе окно. Отсюда вид был более приятным: за задним двором гаража виднелись акации вперемежку с голым колючим кустарником, а дальше, как островки в серо-зеленом море, — редкие холмы в предгорьях Оди. Утренний воздух был покоен и тих. К середине дня станет знойно, холмы начнут приплясывать и мерцать. Тогда мистер Дж. Л. Б. Матекони отправится домой на ланч — в такую жару работать невозможно. Он усядется на кухне, самом прохладном месте в доме, отведает тушеного мяса с кукурузой, приготовленного служанкой, и почитает «Ботсвана Дейли Ньюс». После чего непременно вздремнет, а потом вернется в гараж, чтобы поработать во второй половине дня.
Слесари завтракали прямо в гараже, сидя на перевернутых канистрах под одной из акаций. Отсюда удобно наблюдать за проходящими мимо красотками и отпускать остроты, которые так нравятся девицам. Мистер Дж. Л. Б. Матекони много раз слышал их разговоры и был от них не в восторге.
— Ты классная девчонка! У тебя есть машина? Могу ее отладить. Будешь двигаться быстрее.
В ответ раздалось хихиканье и быстрые шаги двух машинисток из Управления водного транспорта.
— Ты слишком худая! Мало мяса ешь! Такой, как ты, нужно побольше мяса, чтобы нарожать много детей!
— Где ты взяла эти туфли? Они от фирмы «Мерседес-бенц»? Шустрые туфли для шустрой девчонки.
«Ничего себе!» — подумал мистер Дж. Л. Б. Матекони. В их возрасте он себя так не вел. Он тогда проходил практику в мастерских автобусной компании, и подобное поведение считалось недопустимым. Нынешняя молодежь совсем без комплексов, и с этим ничего не поделаешь. Он уже говорил с ребятами, объяснял, что репутация гаража зависит не только от него, но и от них. Они тупо уставились на него и явно ничегошеньки не поняли. В детстве им не объяснили, что такое репутация, и они попросту не знали, о чем речь. Догадавшись об этом, мистер Дж. Л. Б. Матекони очень расстроился и решил написать в Министерство образования — предложить ввести в учебные программы предмет об основах морали. Он даже сочинил это письмо, но оно получилось таким напыщенным, что мистер Дж. Л. Б. Матекони решил его не отправлять. Беда в том, решил он, что в наши дни, рассуждая о правилах приличия, рискуешь прослыть старомодным надутым индюком. Чтобы казаться современным, нужно проповедовать обратное: люди имеют право вести себя, как им заблагорассудится, и неважно, кто и что подумает. Вот он, современный взгляд на жизнь.
