Клубок подрытых корней поддался весь сразу, и все дерево внезапно повалилось, увлекая в крепком объятии за собой и меня. Его ветви рухнули под дождем на ложе из его собственных опавших бурых листьев... Я упал, выдохшийся и торжествующий... и по-прежнему... по-прежнему... прикованный...
Пришлось отрывать каждый корень по отдельности, прежде чем я вытащил из-под них руки. Но сейчас меня и колючая проволока не остановила бы. Я скреб и тянул, не вынимая рук из воды, упирался коленями и рвался. Я боролся за свободу так, как никогда ни за что в своей жизни не боролся. Наконец я почувствовал, что вся масса корней уже скользит свободно, перепутанным клубком, черноватых деревянистых щупалец выходит из земли. Встав на колени и рванув последний раз, я пропустил их между рук, они скользнули по плечам... и я свободно откатился в лужу, ликуя сердцем.
Немного дольше пришлось, так сказать, протаскивая между руками себя самого — сначала зад, потом одну ногу, затем другую, так что в конце концов мои скованные руки оказались впереди, а не за спиной — невероятное достижение.
По-прежнему лил дождь, и, как я понял, начало темнеть. Я, дрожа, продрался через заросли лавра на другую сторону лужайки, откуда появлялся Джузеппе-Питер, и медленно, осторожно протиснулся между двумя роскошными зелеными кустами. Никого.
Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, стараясь, чтобы колени мои не подгибались. Я был на нервах, я был слаб и явно не в форме, чтобы босиком бродить по сельским дорогам. Но все это не имело значения по сравнению с тем, что я был свободен.
Я слышал только ветер и дождь. Я пошел вперед и вскоре дошел до подобия забора, сооруженного из проволоки, натянутой между столбами. Я перебрался через него и пошел прочь. Вскоре я оказался на склоне. Впереди тянулся лес, а за ним, внизу, среди деревьев горели огни.
Я пошел к ним. Я так долго пробыл без одежды, что даже уже и не думал об этом, что вообще-то было ошибкой. Я думал только о том, как бы сбежать от Джузеппе-Питера, чувствуя, что он все еще может обнаружить мое исчезновение и пуститься в погоню. И, приближаясь к весьма солидному дому, я думал только о том, что неплохо бы убедиться, что, когда я позвоню в дверь, за ней не окажется Джузеппе-Питера.
Мне даже не пришлось звонить. Снаружи вспыхнул свет, и дверь отворилась на ширину цепочки. Из-за двери выглянула чья-то бледная, неприметная физиономия, бросив на меня острый оценивающий взгляд, и женский перепуганный голос произнес:
— Убирайся. Убирайся отсюда.
Я хотел было сказать «подождите», но дверь с грохотом захлопнулась, и пока я нерешительно топтался на пороге, она снова отворилась и оттуда высунулось дуло пистолета.
— Убирайся, — сказала она. — Убирайся, или я буду стрелять.
Будет, подумал я. Я оглядел себя и не стал ее винить. Я был весь в грязи, голый, в наручниках — вряд ли в томный ноябрьский вечер такого гостя встретят с распростертыми объятиями.
Я попятился, стараясь выглядеть как можно безобиднее. В настоящий момент я счел, что будет безопаснее снова спрятаться в деревьях и обдумать свое жалкое положение.
Мне явно нужно было чем-то прикрыть наготу, но под рукой у меня были только ветки вечнозеленого лавра. Назад к Адаму и Еве, и далее в таком же духе. Потом мне нужно найти другого домовладельца, который сначала спросит, а уж потом будет стрелять. В Эдемском саду это было бы нетрудно, но не в двадцатом веке в пригороде Вашингтона, округ Колумбия. Вот в чем проблема.
Ниже по склону были еще огни. Чувствуя себя дураком, я сорвал лавровую ветку и пошел на свет на ощупь — становилось все темнее, я спотыкался о невидимые камни. На сей раз, думал я, я буду осторожнее и сначала поищу что-нибудь, во что можно было бы завернуться, прежде чем стучаться в дверь, — мешок, пакет для мусора... хоть что-нибудь.
И снова события опередили меня. Я поскользнулся в темноте под навесом у двустворчатых дверей гаража, когда из-за поворота вдруг вынырнула машина, ослепив меня светом фар. Машина резко остановилась, и я попятился, малодушно приготовившись к удару.
— Стой на месте, — раздался голос, и из темноты выступил человек, и опять с пистолетом. Да что они, отчаянно подумал я, все в людей сразу же стреляют? В грязных, небритых людей в наручниках... может, и да.
Этот местный тип не был испуган, говорил он скорее властно. Прежде чем он успел сказать еще что-нибудь, я громко заявил:
— Пожалуйста, вызовите полицию.
— Что? — Он подошел на три шага, оглядел меня с ног до головы. Что ты сказал?
— Пожалуйста, вызовите полицию. Я сбежал. Я хочу... сдаться.
— Ты кто? — спросил он.
— Послушайте, — сказал я, — я замерз и очень устал, и если вы позвоните капитану Вагнеру, он приедет и заберет меня.
— Вы не американец, — обвинительным тоном произнес он.
— Нет. Англичанин.
Он подошел ко мне поближе, все еще с пистолетом наготове. Я увидел, что это человек средних лет, с седеющими волосами. Благополучный гражданин с деньгами, привыкший принимать решения. Бизнесмен приехал домой. Я назвал ему номер Вагнера.
— Пожалуйста... — сказал я. — Прошу вас, позвоните ему.
Он подумал, затем сказал:
— Иди к той двери. Без шуточек.
Я пошел впереди него по короткой дорожке к внушительной входной двери. Дождь прекратился. Воздух был влажен.
— Стой спокойно, — сказал он. Я и не намеревался делать что-либо еще.
Со ступенек на меня злобно скалились оранжевые тыквы. Послышался звон ключей и щелканье замка. Дверь отворилась внутрь, из щели лился свет.
— Повернись. Входи.
Я повернулся. Он стоял и ждал меня с пистолетом в руке.
— Зайди внутрь и закрой дверь. — Я повиновался.
— Стой здесь, — сказал он, указывая на мраморный пол перед стеной.
— Стой тут тихо и жди.
Он на несколько секунд отвел от меря взгляд, протянув руку к ближайшей двери, и оттуда кто-то подал ему полотенце.
— Держи, — он бросил его мне. Сухое пушистое полотенце, бледно-зеленое, с розовыми буквами. Я поймал его, но мало что мог с ним сделать, разве что постелить его на пол и буквально закататься в него. Он нетерпеливо дернул головой.
— Я не могу... — сказал я и осекся. Это было уж слишком.
Он засунул пистолет за пояс, подошел ко мне, обернул полотенце вокруг моих бедер и подоткнул концы.
— Спасибо, — сказал я.
Он положил пистолет рядом с телефоном и велел мне повторить номер.
Кент Вагнер, к вечной моей благодарности, еще сидел в участке — полутора часами позже конца своего рабочего дня. Мой невольный хозяин сказал ему:
— Тут у меня человек, который говорит, что сбежал... — Эндрю Дуглас, — перебил его я. — Говорит, что его зовут Эндрю Дуглас. — Внезапно он оторвал трубку от уха, словно звук ударил его по барабанным перепонкам.
