— Здесь вам не Филадельфия, — сказал судья Розенталь. — Это телохранители или юристы?
— И то, и другое! — рявкнул Бинц.
— Следите за их поведением.
Бинц сел, бормоча проклятия.
На часах было лишь 10 утра, а Уэс уже ощущал дикую усталость. Но его жена была готова приступить к делу.
Три часа они без перерыва шуршат бумагами. Судья Розенталь распределял поступавшие от юристов документы, копировал их в соседнем кабинете, просматривал и классифицировал в соответствии с только что созданным судебным рейтингом: дела со смертельным исходом были отнесены к первому классу, с подтвержденным диагнозом заболевания раком — ко второму, а все остальные — к третьему.
Случилась заминка, когда Мэри-Грейс предложила поставить дело Дженет Бейкер первым в списке приоритетов и, следовательно, выдать ей больше денег, поскольку она фактически добралась до суда. «Но почему она заслуживает больше, чем истцы по другим делам со смертельными исходами?» — возразил один из судебных юристов.
— Потому что она отправилась в суд, — парировала Мэри-Грейс, метнув на него яростный взгляд. Другими словами, юристы Бейкер не побоялись бросить вызов «Крейн», в то время как все остальные сидели на месте и лишь наблюдали. За несколько месяцев до начала процесса Пейтоны обратились по крайней мере к пяти другим юристам-судебникам из присутствующих, включая Джима Макмэя, практически умоляя их о помощи. Но им все отказали.
— Мы признаем, что дело Бейкер стоит больше, — сказал Джаред Кертин. — Откровенно говоря, я просто не могу оставить без внимания вердикт на 41 миллион долларов.
И впервые за несколько лет Мэри-Грейс искренне улыбнулась ему. Она готова была заключить его в объятия.
В час дня они разошлись на двухчасовой обед. Пейтоны и Джим Макмэй укромно устроились в углу отельного ресторана и попытались проанализировать ход встречи. Хотя они и согласились принять в ней участие, их волновал вопрос реальных намерений «Крейн». Действительно ли за всем стояло желание заключить мировое соглашение? Или это был способ отвлечь внимание от реального положения дел в компании?
Тот факт, что национальные бизнес-издания знали так много о секретных мировых переговорах, наводил юристов на подозрения. Однако до сих пор мистер Кертин всеми силами пытался доказать, что приехал сюда не просто так. На лицах парней из «Крейн» и страховщиков не было и тени улыбки, а это, вероятно, говорило о том, что они собирались расстаться со своими деньгами.
В 15.00 в Нью-Йорке Карл Трюдо обмолвился о том, что переговоры в Миссисипи идут хорошо. «Крейн» была оптимистично настроена по поводу мирового соглашения.
В конце недели на закрытии торгов цена ее акций составила 16,5 доллара, поднявшись на 4 доллара.
В 15.00 в Хаттисберге участники переговоров вновь заняли свои места и судья Розенталь опять запустил бумажную мельницу. Три часа спустя были завершены предварительные расчеты. На столе были собраны иски от 704 человек. Шестьдесят восемь умерли от рака, в чем их семьи обвиняли «Крейн». Сто сорок три болели раком сейчас. Остальные страдали от менее серьезных заболеваний и недугов, которые предположительно были вызваны употреблением зараженной питьевой воды с насосной станции Баумора.
Судья Розенталь поздравил обе стороны с окончанием тяжелого, но продуктивного дня и отложил дальнейшее разбирательство до 9.00 в субботу.
Уэс и Мэри-Грейс поехали прямо в офис, чтобы сообщить последние новости остальным сотрудникам фирмы. Шерман провел весь день на переговорах вместе с ними и поделился собственными впечатлениями. Они сошлись на том, что Джаред Кертин вернулся в Хаттисберг с целью уладить судебные дела в Бауморе и, судя по всему, его клиент хотел именно этого. Уэс все же заметил, что праздновать победу еще рано. Пока они только обозначили стороны, участвующие в процессе. А первый доллар и близко не показывался.
Мэк и Лайза уговорили их сходить в кино. Где-то на середине сеанса, начавшегося в восемь часов, Уэс задремал, а Мэри-Грейс пустым взглядом смотрела в экран, механически поедая поп-корн и считая в уме, сколько стоили услуги врачей, боль и страдания, потеря друзей, потеря зарплаты, потеря всего. Она и мысли не допускала о том, чтобы подсчитать гонорары юристов.
В субботу за столом оказалось уже меньше людей в пиджаках и галстуках. Даже судья Розенталь выглядел неофициально в черной рубашке поло под спортивной курткой. Когда неугомонные юристы наконец расселись и наступила тишина, он произнес приятным глубоким голосом, который звучал не на одном процессе:
— Предлагаю начать с дел со смертельным исходом и разобраться с ними.
Двух одинаковых дел с точки зрения компенсации не было. Дети «стоили» намного меньше взрослых, потому что ничего не зарабатывали. Молодые отцы «стоили» больше, ввиду упущенной выгоды в форме их будущей зарплаты. Некоторые из умерших страдали долгие годы, другие отошли в мир иной относительно быстро. Медицинские счета у всех были на разную сумму. Судья Розенталь представил еще один критерий, пусть произвольный, но такой, от которого хотя бы можно было оттолкнуться. Он предлагал оценивать каждое дело, исходя из его «стоимости». Самые дорогостоящие дела получат пять баллов, а самые дешевые (дети) — один. Пока юристы истцов спорили по этому поводу, несколько раз успели объявить перерыв. Когда наконец список был согласован, начали с Дженет Бейкер. Ей дали 10 баллов. Следующее дело касалось смерти пятидесятичетырехлетней женщины, которая на полставки работала в булочной и умерла после трехлетней борьбы с лейкемией. Этому делу присудили три балла.
Во время обсуждения списка каждый юрист мог представить свое отдельное дело и ходатайствовать о присвоении более высокого рейтинга. И тем не менее Джаред Кертин никак не давал понять, сколько готов заплатить за любое из дел со смертельным исходом. Мэри-Грейс внимательно наблюдала за ним, пока выступали другие юристы. Выражение его лица и жесты не выдавали ничего, кроме глубокой сосредоточенности.
В 14.30 они закончили с делами первого класса и перешли к более длинному списку истцов, которые еще были живы, но боролись с раком. Оценить их дела было еще сложнее. Никто не знал, как долго проживет каждый из них или насколько сильны будут их страдания. Никто не мог предсказать вероятность смертельного исхода. Счастливчики выживут и излечатся от рака. Дискуссия распалась на несколько жарких споров, и порой даже судья Розенталь демонстрировал беспокойство и не мог предложить компромисс. Позднее днем Джаред Кертин начал проявлять признаки усталости и фрустрации.
Когда время подошло к 19.00 и заседание, к счастью, приблизилось к концу, Стерлинг Бинц не смог удержать себя в руках.
— Не знаю, сколько еще я могу сидеть здесь и наблюдать за этим маленьким спектаклем, — грубо объявил он, подходя к столу в дальнем конце от судьи Розенталя. — Я хочу сказать, что просидел здесь два дня, и мне даже не дали слова. А это значит, что моих клиентов просто игнорируют. С меня хватит. Я представляю коллективный иск более чем трех сотен пострадавших, а вы все, похоже, хотите оставить их без единого цента.
