И она хранила все письма. Как-то она показала мне каталожные ящики, стоявшие в спальне в шкафу, набитые сотнями писем от детей.
— Когда-нибудь я дам вам их прочесть, — сказала она, но я ей почему-то не поверил. Да мне и не хотелось читать эти письма. Они наверняка были слишком личными.
Глава 13
Окружной прокурор Эрни Гэддис подал ходатайство об увеличении резервного пула кандидатов в присяжные. По словам Бэгги, который день ото дня становился все более квалифицированным экспертом, для отбора присяжных по обычным уголовным делам судебный секретариат рассылает приблизительно сорок повесток. Являются на заседание человек тридцать пять, по меньшей мере пятеро из них оказываются либо слишком старыми, либо слишком больными, чтобы принимать участие в работе жюри. Гэддис обосновывал свое ходатайство тем, что убийство Роды Кассело получает все более широкую огласку и обрастает слухами, а это затрудняет отбор присяжных. Он просил суд разослать минимум сто повесток.
Чего не содержалось в его письменном ходатайстве, но что всем и так было ясно, так это то, что сто человек Пэджитам будет труднее запугать, чем сорок. Люсьен Уилбенкс энергично возражал и требовал отдельных слушаний для решения данного вопроса. Судья Лупас не счел это необходимым и утвердил расширенный пул. Он вынес еще одно необычное решение: засекретить список кандидатов. Бэгги, его собутыльников и вообще всех, кто следил за подготовкой к процессу, решение поразило. Это было нечто неслыханное. Прежде адвокаты и прочие участники процесса получали список кандидатов в присяжные за две недели до начала суда.
Большинство оценило решение судьи как серьезное осложнение для Пэджитов: если они не будут знать, кто входит в кандидатский резерв, как они смогут кого-нибудь подкупить или запугать?
Кроме того, Гэддис попросил, чтобы повестки были разосланы по почте, а не доставлены лично службой шерифа. Лупасу понравилась и эта идея. Ему, судя по всему, был прекрасно известен характер отношений между Пэджитами и нашим шерифом. Неудивительно, что Люсьен Уилбенкс устроил по этому поводу грандиозный скандал. В своей весьма истеричной апелляции он утверждал, что судья Лупас относится к его клиенту предвзято и несправедливо. Читая жалобу, я удивлялся тому, как ему удается разводить демагогию на стольких страницах.
Становилось очевидно, что судья Лупас решительно настроен сделать процесс беспристрастным и оградить его участников от давления. В пятидесятые годы, прежде чем воссесть на судейской скамье, он был окружным прокурором и славился склонностью к обвинительным приговорам. Пэджиты с их наследственной коррумпированностью явно симпатий у него не вызывали. А исходя из собранных доказательств (и публикаций в моей газете, разумеется) виновность Дэнни Пэджита представлялась неопровержимой.
В понедельник пятнадцатого июня в обстановке строгой секретности, секретарь окружного суда разослал по почте повестки сотне зарегистрированных избирателей округа Форд. Одна из них упала в весьма плотно набитый почтовый ящик мисс Калли Раффин. Когда я явился в четверг на традиционный обед, она показала мне ее.
* * *
В 1970 году двадцать шесть процентов населения округа Форд составляли черные, семьдесят четыре процента — белые, всяким «прочим» или тем, кто не мог себя точно идентифицировать, здесь вообще не было места. Даже через шесть лет после бурного лета 1964 года с его массовым движением за предоставление чернокожим гражданам права голоса и через пять лет после официального Акта 1965 года об избирательном праве все еще немногие из них позаботились о том, чтобы внести свое имя в списки избирателей. В выборах, состоявшихся в штате в 1967 году, участвовало почти семьдесят процентов белых граждан, имеющих право голоса, и только двенадцать процентов черных. К кампании регистрации граждан в качестве избирателей в Нижнем городе отнеслись большей частью равнодушно. Одна из причин, видимо, состояла в том, что штат был настолько белым, что ни один черный не имел никаких шансов быть избранным на какую бы то ни было должность. А коли так, к чему суетиться?
Вторая причина была связана с исторически сложившимся унижением чернокожих граждан, коим сопровождалось составление каких бы то ни было списков. Сто лет белые использовали всевозможные уловки, чтобы не допускать черных к любой законной регистрации. Подушный налог, экзамен на грамотность — перечень препятствий был оскорбительным и бесконечным.
Кроме того, черные испытывали недоверие ко всякого рода регистрациям, проводимым среди них белыми. Регистрация могла означать введение новых налогов, усиление контроля, новые формы надзора и вторжения в их частную жизнь. Следствием регистрации мог также стать призыв в ряды присяжных.
По словам Гарри Рекса, который был чуть более надежным источником юридических знаний, чем Бэгги, в округе Форд никогда еще не было черного присяжного. Поскольку имена кандидатов в присяжные черпались из списка избирателей и ниоткуда кроме, даже среди кандидатов черное лицо было редкостью. Но уж если кто и попадал в кандидатский резерв и чудом проходил первый круг отбора, на последующих он неизменно отсеивался. В уголовных процессах обвинение традиционно отводило черных кандидатов, опасаясь, что они будут настроены в пользу обвиняемого. В гражданских — защита отводила их, так как боялась, что они не устоят перед подкупом.
Так или иначе, ни та ни другая теория ни разу не получила в округе Форд шанса быть проверенной.
* * *
Калли и Исав Раффин зарегистрировались в качестве избирателей в 1951 году. Взявшись за руки, супруги проследовали в офис окружного прокурора и попросили, чтобы их внесли в списки избирателей. Секретарша, имевшая на этот счет соответствующие инструкции, вручила им ламинированную карту, в верхней части которой значилось: «Декларация независимости». Текст был написан по-немецки.
Полагая, что мистер и миссис Раффин так же неграмотны, как и большинство черных в округе Форд, секретарша сказала:
— Вы можете это прочесть?
— Это не английский язык, — ответила Калли. — Это немецкий.
— Вы можете это прочесть? — раздраженно повторила секретарша, начиная подозревать, что с этой парой хлопот не оберешься.
— Я могу прочесть это настолько же, насколько и вы, — вежливо заметила Калли.
Секретарша забрала у нее эту карту и вручила другую.
— А это вы можете прочесть?
— Могу, — сказала Калли. — Это «Билль о правах».
— Что говорится в пункте восемь?
Капли не торопясь прочла указанный пункт и ответила:
— Восьмая поправка запрещает налагать чрезмерные штрафы и применять чрезмерно суровые наказания.
Кажется, именно в этот момент — здесь мнения рассказчиков обычно расходились — Исав склонился над столом, спокойно сообщил:
— Мы являемся владельцами недвижимости, — и выложил перед секретаршей купчую на дом. Та внимательно изучила ее. Владельцы собственности при внесении в списки освобождались от каких-либо предварительных условий. Для секретарши это было чересчур. Не зная, что еще предпринять, она рявкнула:
