Мою беспечность, как выяснилось, разделяли не все.
Мистер Митло, стоявший на тротуаре, схватил меня за руку и затащил в свою галантерею.
— Я вас поджидал, — сообщил он с сильным, экзотическим для Клэнтона акцентом.
Венгр по происхождению, он любил живописать историю своего бегства из Европы, где у него остался ребенок. Или даже два. Я собирался написать о нем очерк из задуманного цикла «Люди нашего города», как только завершится футбольный сезон.
— Вы только посмотрите на себя! — сокрушенно-презрительно сказал он, когда я очутился внутри магазина возле стойки со свисающими с нее поясами. При этом мистер Митло улыбался. Когда общаешься с иностранцем, нетрудно ошибиться, приняв за грубость некую национальную особенность поведения.
Я постарался посмотреть на себя со стороны. Какие, собственно, проблемы?
Оказалось, что проблем много.
— Вы человек интеллектуального труда, — сообщил он мне. — Важное лицо в городе. А одеваетесь как... э-э... — Он поскреб бороду, подыскивая подходящее слово.
— Как студент, — подсказал я.
— Нет, — возразил он, покачав указательным пальцем, что, видимо, должно было означать: «Куда там, ни один студент не выглядит так плохо, как вы». Так и не найдя нужного слова, мистер Митло продолжил лекцию: — Вы же занимаете уникальное положение. Ну, прикиньте, сколько еще человек в городе имеют свою газету? Вы образованны — это тоже редкость в здешних краях. И вы с Севера?! Да, вы молоды, но вам не следует выглядеть таким... таким незрелым. Мы должны поработать над вашим имиджем.
И мы приступили к работе. Выбора у меня не было: Митло заваливал «Таймс» рекламой, поэтому я, конечно, не мог послать его куда подальше. К тому же в его словах был здравый смысл. Студенческие времена миновали, революция в прошлом. Мне удалось избежать Вьетнама, бурные шестидесятые тоже остались позади, и хотя я не был еще готов жениться и обзавестись детьми, но начинал все же осознавать свой возраст.
— Вы должны носить костюмы, — решил он и направился к стендам с одеждой. Митло был известен тем, что мог подойти к президенту банка и в присутствии посторонних указать на то, что его рубашка не подходит к костюму или что у него слишком тусклый галстук. С Гарри Рексом, как нетрудно догадаться, они не ладили.
Я не был расположен носить серые костюмы и остроносые туфли. Однако он вытащил голубой костюм из легкой шелковистой ткани в рубчик, снял с полки белую рубашку, потом решительно проследовал к стойке с галстуками и выбрал весьма элегантный, в красно-золотистую полосу.
— Примерьте-ка вот это, — велел мистер Митло, завершив отбор. — Пройдите туда. — Он указал на примерочную кабинку. Слава Богу, магазин был пуст в тот момент, так что выбора у меня, повторяю, не оставалось.
С галстуком я по причине отсутствия практики никак не мог справиться. Митло протянул руки к моей шее и умелыми движениями в момент завязал его.
— Намного лучше, — сказал он, оглядев меня, как оглядывают готовое изделие. Я не был в этом уверен даже после долгого изучения себя в зеркале, однако разительная перемена собственного облика меня удивила. Костюм выявил индивидуальность.
Хотел я того или нет, но одежду пришлось купить. Мне предстояло носить это теперь по меньшей мере раз в неделю.
В качестве завершающего штриха Митло нашел белую шляпу-панаму, которая налезла, как ни странно, на мою взлохмаченную макушку. Приноравливая панаму так и сяк, он случайно потянул выбивавшийся из-за моего уха вихор и сказал:
— Слишком много волос. Вы же человек интеллектуального труда. Подстригитесь.
Митло оставил вещи у себя, чтобы сделать небольшую подгонку брюк и отутюжить рубашку, и на следующий день я явился за своим новым обмундированием. Я намеревался просто забрать обнову, отнести домой, потом дождаться выходного дня, когда в городе будет поменьше народу, надеть ее и проследовать прямиком в магазин Митло, чтобы продемонстрировать ему результат его усилий в действии.
Но у него, как выяснилось, были совсем другие планы. Митло настоял, чтобы я снова примерил костюм, после чего убедительно попросил меня сделать круг по площади и послушать комплименты.
— Я очень спешу, — попытался отговориться я. Шло заседание арбитражного суда, и в центре было полно народу.
— Я настаиваю, — решительно заявил поборник хорошего тона, ткнув в меня указательным пальцем и давая понять, что не потерпит возражений.
Он нахлобучил на меня панаму, в качестве завершающего штриха сунул мне в рот длинную черную сигару, которую сам заботливо обрезал, и поднес к ней зажженную спичку.
— Вот это достойный образ, — гордо сказал он, окинув меня одобрительным взглядом. — Настоящий — и единственный в городе — редактор газеты. А теперь ступайте.
Я прошел половину квартала, прежде чем меня начали узнавать. Два фермера, топтавшиеся у входа в продовольственный магазин, выразительно посмотрели на меня — ну и ладно, мне тоже не нравилось, как они одеты. С этой сигарой в зубах я чувствовал себя Гарри Рексом. Хотя моя дымилась, причем весьма интенсивно. Мимо его офиса я постарался пробежать бегом. Миссис Глэдис Уилкинс, женщина лет сорока, очень хорошенькая и всегда элегантно одетая, руководила страховым агентством мужа. Увидев меня, она замерла как вкопанная и сказала:
— Посмотрите-ка, Уилли Трейнор. Изысканно выглядите!
— Благодарю вас.
— Напоминаете Марка Твена.
Я пошел дальше, чувствуя себя чуть получше. Два секретаря внимательно оглядели меня, один из них сказал вслед:
— Отличный галстук.
Миссис Клер Рут Сигрейвз остановила меня и принялась подробно обсуждать какую-то публикацию многомесячной давности, о которой я уже забыл, разглядывая при этом мой костюм, галстук и шляпу, она не возражала даже против сигары.
— Вы замечательно выглядите, мистер Трейнор, — заключила она и тут же смутилась от собственного простодушия. Обходя площадь далее, я все более замедлял шаг и постепенно пришел к выводу, что Митло был прав. Я занимаюсь интеллектуальным трудом, я издатель, важная в Клэнтоне птица, независимо оттого, чувствую ли я себя таковой, и этот новый облик вполне соответствует моему положению.
Вот только надо будет найти сигары полегче: к моменту окончания тура по площади у меня кружилась голова. Пришлось присесть.
Мистер Митло велел принести еще один голубой и два светло-серых костюма. Он считал, что мой гардероб должен быть не темным, как у адвокатов и банкиров, а светлым, современным и немного нетрадиционным, и пообещал к осенне-зимнему сезону раздобыть для меня несколько эксклюзивных галстуков и подходящие костюмные ткани.
Через месяц Клэнтон уже привык к новому персонажу своей главной площади. На меня стали обращать внимание, особенно представительницы слабого пола. Правда, Гарри Рекс посмеивался надо мной, ну и что — уж сам-то он одевался, прямо скажем, комично.
