Черномор вознамерился взорвать железнодорожный мост через
Днестр, что минимум на месяц парализовало бы транспортировку войск на всем
южном крыле фронта. План затеваемой акции Романову был известен почти во всех
деталях.
Начальник управления подполковник князь Козловский пожелал
лично присутствовать на операции, пообещав ни во что не вмешиваться. Произнес
лестные для Алешиного самолюбия слова: «Полюбуюсь, как ты работаешь» (командир
и сотрудник с давних пор были на «ты»). Прибыл к назначенному времени элегантный,
с тросточкой, в белом костюме – будто на воскресную прогулку.
Романов, конечно, волновался, но в общем был уверен в
успехе.
Деться из ловушки Черномору было некуда. Как только явится
на причал, тут его, родного, и возьмут.
У маленькой пристани стояло несколько мелких судов –
навигация уже началась. Было известно, что шпионы наняли паровой буксир
«Наяда», якобы для увеселительной прогулки по весенней реке.
Арестная группа разместилась прямо напротив причала, в
пароходной кассе: Романов с князем и десяток жандармов с карабинами. Подпоручик
не отрывался от бинокля.
– Приехали, – объявил он.
Из пролетки спустился «объект» – крупный мужчина с большой
черной бородой, во всегдашней песочной клетчатой паре, в роговых очках. С ним
сошла высокая элегантная дама – переодетый шпион Танцор, в прошлом
действительно чечеточник. Изображали влюбленную пару, собравшуюся на
романтическую прогулку. В руке Черномор нес пикниковую корзину – легко, будто
там бутерброды. А между тем, в корзине была взрывчатка, полтора пуда. Каменную
опору моста меньшим зарядом не обрушить.
– Они заставят команду буксира спрыгнуть за борт, – шепотом
рассказывал Алексей. – Это в мартовскую-то воду! А сами прикрепят мину к опоре
моста, с пятиминутным запалом. И на полных парах дунут вниз по течению. Если
даже часовые сверху что-то заметят или заподозрят, за пять минут спуститься и
обезвредить механизм они не успеют.
– Толково, – одобрил князь вражеский план. – Ну давай,
командуй. Будем брать?
Но Романов все подкручивал колесико на бинокле.
– Лавр, – вдруг произнес он сдавленным голосом. – Это не он!
– То есть?
– Это не Черномор! Это Лопата, его помощник! У них схожее
телосложение. Лопата нацепил костюм Черномора, очки, привесил бороду! Смотри
сам!
Лавр Константинович схватил окуляры. Лицо Черномора он знал
в малейших черточках – в зеркало реже глядел, чем на фотографии проклятого
диверсанта.
– Точно! А где же Черномор?
Вместо ответа подпоручик выругался.
У причала отдавал концы «Бычок» – другой буксир, совсем
маленький. На корме стоял здоровяк в брезентовом плаще, с мешком за плечами.
Пока все разглядывали «пикникующую пару», он незаметно поднялся на борт. Вот
детина коротко оглянулся. У него не было ни бороды, ни очков, но Алексей сразу
узнал главного диверсанта.
Смысл маневра был абсолютно ясен. Черномор не догадывался о
засаде – иначе он не явился бы на пристань. Австриец просто проявил свою
всегдашнюю осторожность, благодаря которой его так долго не могли поймать.
– Что ты намерен делать? – быстро спросил Козловский. – У
тебя такой поворот предусмотрен?
– Разумеется. – Романов небрежно пожал плечами. – У меня все
возможные варианты просчитаны. Вон «Молния» стоит под парами. – Он показал на
белый щегольской катер, скромно покачивавшийся в дальнем конце пристани. –
Быстрей на реке нет.
– Тогда что ж ты медлишь?
– До моста четыре версты, догоним. Нужно так взять Лопату с
Танцором, чтоб с «Бычка» не заметили. Пусть отплывет подальше.
Непредвиденный фокус Черномора не нарушил хода операции, а
лишь несколько его изменил.
«Романтическую пару» взяли быстро и тихо, едва «Бычок»
скрылся за излучиной реки. Минуту спустя офицеры и шестеро жандармов (остальные
сторожили арестованных) уже взбегали по трапу «Молнии». Чуть-чуть задержал
Козловский – он был хром. Еще через полминуты катер взбил винтом воду и понесся
вперед.
К исходу первой версты буксирчик снова попал в зону
видимости. Стало возможно вести наблюдение в бинокль.
– Похоже, команда не участвует в затее, – отрывисто делился
с начальником выводами Алексей. – Шкипер – его зовут Трофимыч – не озирается,
дымит трубкой. Матросом у него внук. Кажется, Степкой звать. Тоже спокоен,
поплевывает за борт.
– Как это ты в бинокль разглядел, что они Трофимыч и Степка?
– заинтересовался Козловский.
– Я знаю всех, кто работает на пристани. Изучил. Парнишка –
рыбацкий сын, сирота. Кроме деда никого нет. Буксир их собственный. Жили бы
неплохо, если б Трофимыч пил поменьше.
На это князь философски заметил:
– То же самое можно сказать обо мне. Зачем я вчера не
остановился на второй бутылке? Не трещала бы башка…
– Черномор оглянулся. Заметил, – прервал Романов. – Снова
оглянулся. Заподозрил! Эй, самый полный!
«Молния» прибавила ходу. Расстояние быстро сокращалось.
– Близко к мосту его подпускать нельзя. – Подпоручик не
замечал, что от нетерпения колотит свободной рукой по борту. – Черномор – дядя
решительный. Может подорвать себя вместе с опорой, взрывчатки у него с
избытком. Но, если мы его догоним посреди реки, скорее всего сдастся. Что ему
зря погибать? Может, конечно, мешок в воду кинуть, но это ничего. Водолазы
найдут.
– Молодец, – похвалил князь, ловко закуривая на ветру. – Всё
продумал, всё предусмотрел. А помнишь, каким сосунком я тебя подобрал?
На буксирчике тем временем произошло вот что: диверсант
спрятался за рулевую надстройку, наставил на деда с внуком револьвер. Его рот
беспрестанно шевелился. Должно быть, угрожает, требует увеличить скорость.
– Команда ничего не знала, так я и думал…
В бинокль было хорошо видно искаженное страхом лицо
мальчишки. Не Степка, а Санька, вспомнил подпоручик. Двенадцать лет ему. А
живут они в Матросской Слободке.
– Теперь не уйдет. Предлагай сдаться.
Козловский совал рупор. Между «Молнией» и «Бычком»
оставалось полсотни шагов. Вдали, верстах в полутора, показался ажурный контур
моста.
– Эй, на бригантине! – весело и зло заорал Алеша. –
Спускайте штандарт! Все равно не уйдете!
Усиленный медным раструбом голос раскатился по простору.
Как и предполагалось, Черномор схватил мешок – собрался
выкинуть за борт перед арестом.
– Пожалуйста, не надо! – еще дурашливей крикнул подпоручик.
Настроение у него с каждой секундой становилось все чудесней. – Все равно
достанем! Отдадите сами – будем давать в камеру папиросы!
Про Черномора было известно: единственная его слабость –
заядлый курильщик.
