Черт, а ведь верно, подумал Романов.
– Значит, он вас не перевербовывал?
– Нет. Я сама явилась и сказала, что раньше работала на
австрийцев, а ныне хочу им вредить.
Разговор принял интересное направление. Изображать болвана
становилось все трудней.
– Не пойму я вас что-то. Красивая особа, могли бы составить
блестящую партию. Зачем вам понадобилось связываться с австрийской разведкой? И
почему потом решили предложить услуги нам? Не из-за денег же?
Серьезность вопроса Алеша компенсировал идиотским
подмигиванием, плюс к тому еще икнул.
Ответила она так, будто перед ней сидел не наглый и глупый
мальчишка, а равноценный собеседник. В этом тоже чувствовалось неподдельное
внутреннее достоинство. Подпоручика всё больше начинала интриговать эта молодая
женщина.
– Я украинка и люблю Украину, – сказала Мавка, глядя на
офицера спокойными глазами. – А ваших не люблю. Истинные наследники киевской
Руси – это мы, а не ваша угорско-татарская империя. С австрийцами я стала
сотрудничать, потому что они обещали в случае победы создать украинское
государство. Когда же я поняла, что они врут, выбрала из двух зол меньшее. По
крайней мере, вы тоже славяне и тоже православные. Если самостийность
невозможна, лучше уж быть под Романовыми, чем под Габсбургами.
Что-то здесь не так, внутренне насторожился Алексей. Двойные
агенты так не разговаривают! А не устроить ли тебе, голубушка, маленькую
проверку?
– Это очень существенно – то, что вы говорите, мадемуазель,
– сказал он, приняв преувеличенно серьезный вид. – Я должен всё записать для
отчета. В этот блокнот я записываю самое важное. Вы не думайте, что я просто
стажер, и всё. Это я Жилину сказал, потому что он, извините, глуп, как пень. А
на самом деле у меня особое задание. И с вами мы еще, ик, поработаем. Но
тс-с-с!
Он приложил палец к губам – со двора шел штабс-капитан – и
спрятал блокнот в карман кителя. Лихо запрокинул голову, делая вид, что осушает
рюмку (на самом деле она была почти пуста), и жизнерадостно приветствовал
возвращение товарища.
Сидели еще долго. Жилин совсем напился. Алексей, по-прежнему
изображая хама, снял и повесил китель на спинку. Когда штабс-капитан сомлел и
повесил голову, Романов сказал: «Пардон-с, отлучусь-ка и я». Вышел в одной
рубашке, постоял во дворе минут пять, вернулся.
Потом, у себя на квартире, проверил. Блокнот открывали и
перелистывали. Ничего важного там не было, но теперь можно было считать
установленным фактом: Мавка действительно двойной агент, только истинными ее
хозяевами являются австрийцы. Невысокого же она мнения о русских
контрразведчиках, если работает так грубо. Но тем лучше.
Канал для передачи дезинформации оказался перспективней, чем
думалось вначале. Нужно только аккуратно вести свою линию. Донесение шпионки о
том, что в 74-ую дивизию прислан с каким-то заданием идиот-подпоручик, это,
конечно, мелочь. Но пусть она станет лишней обманкой для австрийцев, которые
изо всех сил сейчас пытаются угадать, на котором из двадцати пяти участков
готовится удар. На каждый из управления прислан такой вот «стажер». И враги,
естественно, постараются собрать максимум сведений об этих посланцах: чин,
возраст, манера поведения. Резонно предположить, что болвану вроде подпоручика
Романова сверхответственного дела не поручат.
Выходило, что минувший вечер проведен с пользой.
Находка для шпиона
Понравилась вам моя русалочка? – всё пробовал обратить
происшествие в шутку Жилин. – Я приметил, как вы глазами на ее бюст
постреливали.
– Кто был этот человек? – спросил Романов унтера, даже не
повернувшись.
Слива не затруднился с ответом:
– Поручик Аничкин, интендант из хозяйственного отдела.
И скривил губы. К интендантам он относился с презрением.
Алеша длинно выругался. Не столь давно он обнаружил, что
матерная брань – отличное средство разрядить излишнее нервное напряжение, а
нервозности в службе контрразведчика хватало.
По крепости и заковыристости ругательства (спасибо учителю,
князю Козловскому) растяпа Жилин догадался, что отделаться пустым трепом не
удастся. Глаза штабс-капитана тревожно забегали.
– Аничкин? – воскликнул он. – Из хозяйственного? Что ж ты,
Семен, сразу не сказал? Всё в порядке, Романов, тут не о чем беспокоиться. Это
мой агент. Я его сейчас догоню и прикажу помалкивать.
– Ваш агент? – Алексей был поражен. – Позвольте, но кто вам
позволил вербовать офицеров? Это запрещено уставом контрразведки!
Жилин с важностью тронул ус:
– Кроме внешнего врага есть еще и внутренний. А кроме
военных дел – политические. Тут мало в одну сторону глядеть.
Подпоручик поморщился:
– Вы хотите сказать, что обслуживаете Охранное отделение?
Некоторые офицеры контрразведки, особенно переведенные из
Департамента полиции или Жандармского корпуса, имели двойное подчинение, заодно
работая на Охранку, однако бравировать этим было не заведено.
– Всё будет ажурно. – Жилин шлепнул себя по губам. –
Запечатаю Аничкину уста – будет нем как рыба. А что там, на высоте-то? Кто эти
четверо?
– Неважно! Агента этого вашего немедленно отправьте в штаб
фронта, к подполковнику Козловскому. Сей же час!
На окрик Жилин было ощерился, но вспомнил, что кругом
виноват, и рысцой побежал догонять штабного.
– Бесится, что в подчинение к вам попал, – сказал Слива. –
Как же, у его четыре звездочки, а у вас только две.
– Значит, попрошу себе другого помощника. У кого звездочек
меньше.
Романов и так уже решил, что с этим кретином работать больше
не станет. Прямо сегодня протелефонирует князю и потребует замену.
А обруганный Жилин бежал по ходам сообщений и яростно
шептал: «Молокосос! Сволочь питерская! При нижнем чине!»
Поручика он нагнал уже за рощей, неподалеку от полкового
командного пункта.
– Эй, как вас, стойте!
Офицер остановился, с удивлением глядя на усатого, которого
недавно видел спящим в окопе. Насчет агента Жилин, разумеется, наврал.
– Это вы сейчас были вон у той высотки?
– Ну допустим.
Тон незнакомца поручику не понравился.
– Жандармского корпуса Жилин, – небрежно назвался
штабс-капитан. – Начальник отделения контрразведки. Можете не представляться. Я
знаю, кто вы.
Контрразведчиков, да еще из жандармов, Аничкин побаивался.
Такой напишет кляузу или шепнет начальству – и пойдешь на передовую, под пули.
– В чем дело? – насторожился он.
– Забудьте то, что вы видели на высоте, ясно? Иначе –
военно-полевой суд.
