Она распрямилась. В том, что можно больше не прикидываться,
было даже что-то отрадное. А о последствиях она не думала, слишком много
всякого пережила за эту ночь.
– Никогда не видела, как убивают, – сказала Мавка и
обхватила себя за плечи. Они все еще дрожали.
Романов вдруг закашлялся. Вынул папиросу, раскурил. Надо же
– у него тоже прыгали пальцы. А казался железным.
– Я вам задал вопрос. Не виляйте.
– Вопрос? А, про хозяев… – Она устало вздохнула. – Нет у
меня никаких хозяев.
– Как это?
– А так. Хватит нам под хозяевами жить.
– Кому «нам»?
– Украинцам. Украине. Мне что Москва, что Вена, все едино.
Чем больше вы друг дружке крови выпустите, тем слабее станете.
Говорить правду было хорошо. Мавка лишь повторяла то, о чем
много раз толковал ей Опанас. Это он велел ей сначала предложить свои услуги
австрийцам, потом русским. Но про это, конечно, подпоручику знать незачем.
– Сейчас Австрия слаба, вы ее давите. Наступление вон
затеяли. Если оно удастся, Австрия может рухнуть. Тогда вы, москали, слишком
много о себе возомните. Никогда не выпустите нас из своих медвежьих лап. Еще и
западную Украину заграбастаете. Вот почему я сейчас помогаю им, а не вам.
Она еще долго говорила о Деле. О том, чем была наполнена ее
жизнь все последние годы. И от этих речей на душе понемногу становилось легче.
Плечи больше не тряслись.
– Вы, стало быть, жрица Идеи? – язвительно спросил
подпоручик, когда она закончила. – Чистая и непорочная? Что ж вы тогда с врагом
в постель полезли?
– А вы? – спокойно ответила она.
Он опять закашлялся.
– …Ладно. Перейдем к практической части. Как вы держите
связь с той стороной?
Мавка снова стала осторожной.
– Раньше через Нимца. Теперь не знаю.
И не дрогнула под цепким, недоверчивым взглядом.
– Вот вам мое предложение, – сказал Романов после длинной
паузы. – Делаю вам его только потому, что… – Он покосился в сторону спальни. –
Сами знаете почему. Законы военного времени гарантируют вам виселицу. Но вы правы.
Я… я тоже хорош. И мысль о том, что веревка сдавит шею, которую я…
Он не договорил и вдруг залился краской. Мавка смотрела на
него с удивлением, будто только сейчас по-настоящему разглядела.
Подпоручик сердито загасил папиросу. В пепельнице было уже с
полдюжины окурков, некоторые почти целые.
– Не думайте, что я в вас влюбился. Вы мне отвратительны! –
буркнул он. – Но вашей смерти я не желаю. Вот единственный ваш шанс: начинайте
работать на нас. Всерьез, без двурушничества. Сейчас такой момент, когда ваша
помощь может нам сильно пригодиться. Насчет независимой Украины я мало что
понимаю. Не моего ума дело. Однако напрасно вы думаете, будто мы побеждаем.
Немцы с австрийцами нас здорово прижали, из последних сил сдачи даем. Если в
этот раз не победим, будет ваша Украина австрийской. Вы этого добиваетесь?
Она покачала головой. Но думала в эту минуту вовсе не об
Австрии и даже не об Украине.
– В общем, решайте. Даю срок до завтра.
– А если откажусь, что? – с любопытством спросила Мавка.
Подпоручик был ей очень интересен. – Отправите на виселицу?
Романов насупился. Молчал минуты две.
– Если откажетесь, то просто исчезните. Чтоб я вас больше не
видел. И австрийцы тоже…
Наконец-то один
Ему сейчас хотелось только одного – поскорей оказаться
наедине с собой. Но, даже выйдя со двора, уйти Романов пока не мог.
Остановился у околицы, чтобы его было видно из хаты.
Закурил, задрал голову – вроде как любуется звездным небом.
В кустарнике что-то хрустнуло.
– Вася, ты? – тихо позвал он.
– Никак нет, – раздалось из кустов. – Прапорщик еще с вечера
велел мне сюда встать, а сам у хаты Банщика залег. Виноват я, ваше благородие.
Не видел, как Нимец вылез. Отсюда глядеть – колодец загораживает. Но вы, слава
Богу, сами управились…
Не понравилось Алеше, что Калинкин своевольничает. Но, с
другой стороны, хорошо, что Слива здесь.
– Значит, так. – Он выпустил вверх струйку сизого дыма. –
Бегом туда. Калинкина сменить. Самое главное место сейчас у хаты Банщика – могу
доверить этот пост только вам. Объяснять некогда. Главное вот что: если
Учительница туда явится, вызывайте наряд и берите обоих. Ясно?
– Так точно.
– Калинкин пусть мчится сюда и стережет Учительницу. Я уйду,
как только он прибудет сюда. Исполняйте.
Шорох, приглушенный звук шагов, тишина. Отличный все-таки
работник Семен Слива. Ни одного вопроса, ни одной зря потраченной секунды. А
что Нимца проглядел, так из кустов часть двора действительно не
просматривается.
Логика у Алексея была простая. Если Мавка останется дома,
значит, согласна на сотрудничество. Если же кинется к Банщику, делать нечего –
придется обоих арестовать. Всё равно роль болтуна-хлестакова провалена.
Существует еще одна возможность. Не особенно вероятная,
однако исключать ее нельзя. Что Банщик – сам по себе, а Учительница связана не
с ним и побежит докладывать кому-то другому. На этот случай тут будет дежурить
Калинкин. Откроется еще один австрийский след – превосходно.
Докурил одну папиросу, зажег другую. Все время оставался на
виду, прохаживался вдоль околицы, как бы в задумчивости. Пусть Мавка думает,
что он колеблется, правильно ли поступил, оставив ее одну. Пусть понервничает.
Минут через десять в дальнем конце улицы показался тонкий
силуэт Калинкина. Он бежал, подавал знаки, что хочет поговорить. Но объясняться
с ним сейчас было некстати.
Романов сердито отмахнулся – от Калинкина, но Мавка, если
подглядывала, должна была подумать, что чувствительный подпоручик жестикулирует
сам с собой, отгоняет сомнения.
Сразу после этого Алексей очень быстро ушел. Завернул за
ближайший угол и наконец-то смог немного расслабиться.
Все распоряжения отданы, неотложные меры приняты. Можно
разобраться в мыслях и чувствах…
Он вернулся к себе, долго ходил из угла в угол.
Разобраться в мыслях и чувствах, увы, не получилось. Нужно
было с кем-то поговорить. На свете имелся лишь один человек, с которым он мог
поделиться своим смятением, кому мог излить душу.
Из штаба позвонил Козловскому. Час был поздний, удалось
застать князя на квартире.
– Сейчас оденусь. Через четверть часа буду у аппарата, –
сказал он сонным голосом, когда Алексей объяснил, что хочет пообщаться по
защищенной линии.
Гарантированная от прослушивания телефонная связь была
налажена между фронтовым управлением и радиопунктом, откуда Романов отправлял
шифровки.
