Под давлением полицейских при допросе невиновные люди гораздо чаще соглашаются пройти проверку на полиграфе. Им нечего скрывать, и они хотят как можно быстрее доказать свою невиновность. Виновные соглашаются на проверку гораздо реже, что вполне объяснимо.
Донти провели в другую комнату и представили детективу Фергюсону, который еще час назад спокойно спал дома, пока его не разбудил звонок детектива Нидхэма. Фергюсон являлся штатным специалистом полицейского управления, работающим с детектором лжи, и настоял на том, чтобы Кербер, Моррисси и Нидхэм покинули помещение. Фергюсон разговаривал очень вежливо и даже извинился, что Донти приходится проходить через эту процедуру. Он все подробно объяснил, заполнил бумаги и приступил к вопросам о причастности Донти к исчезновению Николь Ярбер. Это продолжалось около часа.
Когда Фергюсон закончил, то пояснил, что ему нужно несколько минут для обработки результатов. Донти отвели обратно в «хоровую».
Результаты четко свидетельствовали о невиновности Донти. Однако, согласно постановлению Верховного суда США, закон разрешает полиции прибегать во время допроса ко лжи.
Когда Кербер вернулся в «хоровую», у него в руках была распечатка с полиграфа. Он бросил ее в лицо Донти и обозвал его «лживым сукиным сыном». Теперь, по его словам, у полиции появилось неопровержимое доказательство, что Донти лжет! Он захватил свою бывшую любовницу, изнасиловал ее и, убив в приступе ярости, сбросил тело с моста. Кербер поднял распечатку, потряс ею перед Донти и пообещал, что стоит присяжным это увидеть, как они точно признают его виновным и вынесут смертный приговор. Детектив постоянно повторял, что Донти не избежать казни.
Это была еще одна ложь. Результаты проверки на детекторе лжи настолько ненадежны, что не принимаются судом в качестве доказательства.
Донти был ошеломлен. Он чувствовал, что вот-вот лишится чувств. Он не знал, что и думать, и не находил слов. Кербер, напротив, расслабился и сел за стол. Детектив сказал, что часто при совершении ужасных преступлений, особенно вполне добропорядочными гражданами, а вовсе не закоренелыми преступниками, убийца подсознательно стирает из памяти всякое воспоминание о содеянном. Так бывает очень часто, и он, Кербер, не раз с этим сталкивался за долгие годы работы в полиции. Лично он считает, что Николь очень нравилась Донти, может, тот даже любил ее и совсем не собирался причинять ей вред. Но ситуация вышла из-под контроля, и он сам не понял, как такое произошло. Далее последовал шок, навалилось огромное чувство вины, воспоминания оказались заблокированными.
Донти продолжал все отрицать. Он смертельно устал и, обессилев, положил голову на стол. Кербер с размаху стукнул по столу, испугав подозреваемого. Он снова обвинил Донти в совершении преступления, заявив, что имеются и свидетели, и доказательства и что не пройдет и пяти лет, как Донти казнят. Всем известно, что в Техасе обожают выносить смертные приговоры и казнят больше людей, чем во всех остальных штатах, вместе взятых, а прокуроры знают, как все организовать, чтобы не затягивать приведение приговора в исполнение.
Кербер предложил Донти представить, как в комнате для свидетелей казни будет находиться его мать, как она в последний раз помашет ему рукой, вытирая слезы и глядя, как его стягивают ремнями и готовят смертельную инъекцию. Он упорно повторял, что Донти уже можно считать трупом. Однако еще был выбор: если Донти перестанет запираться, расскажет все без утайки и во всем признается, то он, Кербер, гарантирует ему: обвинение не будет требовать смертного приговора. Донти получит пожизненное заключение без права условно-досрочного освобождения, что, конечно, не сахар, зато он сможет писать маме письма и два раза в месяц видеть ее на свиданиях.
Угрозы смертной казни и обещания проявить снисходительность являются неконституционными, и полиции это отлично известно. Поэтому Кербер и Моррисси отрицают, что прибегли к таким методам. Неудивительно, что в протоколе, который вел Моррисси, нет упоминаний ни об угрозах, ни о подобных обещаниях. Кроме того, в протоколе нет четких записей о точном времени и последовательности событий. У Донти не было ручки и бумаги, а после пяти часов допроса он утратил чувство времени.
Около полуночи детектив Нидхэм заглянул в комнату и сообщил, что Пиккет «раскололся». Кербер улыбнулся Моррисси и с довольным видом вышел.
Пиккет же сидел в запертой комнате и был вне себя от злости. Больше часа он провел в одиночестве, никого не видя и ни с кем не разговаривая.
Райли Драмм заметил свой зеленый пикап возле городской тюрьмы. Он колесил по городу в поисках сына и обрадовался, когда увидел машину, но тут же занервничал, не попал ли парень в неприятности. Городская тюрьма располагается в здании, пристроенном к полицейскому участку. Райли сначала отправился в тюрьму, желая все выяснить, но там заверили, что его сына сюда не привозили. В тюрьме находились шестьдесят два заключенных, но имени Донти Драмма среди них не было. Молодой белый тюремный надзиратель оказался футбольным болельщиком и знал Донти. Он старался помочь, чем мог, и посоветовал навести справки в полицейском участке. Райли отправился туда, но было уже за полночь, и входная дверь оказалась запертой. Райли позвонил домой, рассказал обо всем жене и стал размышлять, как проникнуть в здание. Вскоре подъехала патрульная полицейская машина, из которой вышли двое полицейских. Райли объяснил им причину своего присутствия. Они вместе вошли в участок, и полицейские отправились узнать насчет Донти, а Райли остался ждать в вестибюле. Через полчаса они вернулись и сообщили, что Донти на допросе. На каком допросе? Почему? Полицейские не знали. Райли немного успокоился, что его сын хотя бы жив и здоров, и принялся ждать.
Допрос сдвинулся с мертвой точки, когда Кербер достал фотографию Николь и показал ее Донти. Измученный, одинокий, испуганный Донти бросил затравленный взгляд на ее хорошенькое личико и разразился слезами. Кербер и Моррисси обменялись довольными улыбками.
Донти проплакал несколько минут, а потом попросился в туалет. Они прошли по коридору, задержавшись у окна, за которым он увидел Торри Пиккета, сидевшего за столом и что-то писавшего. Донти изумленно на него посмотрел и, покачав головой, что-то пробормотал.
Торри в это время излагал на бумаге, что ничего не знает об исчезновении Николь Ярбер. Эта бумага потом затерялась, и больше ее никто не видел.
Вернувшись в «хоровую», Кербер проинформировал Донти, что его приятель Торри подписал заявление, в котором утверждал под присягой, что Донти встречался с Николь, был от нее без ума, но она переживала насчет последствий и хотела расстаться. Донти не мог с этим смириться и преследовал девушку, и Торри даже боялся, что он что-нибудь с ней сделает.
Кербер выдал эту очередную порцию лжи, держа в руках лист бумаги и утверждая, что это заявление Торри, которое он зачитывает вслух. Донти закрыл глаза, покачал головой и попытался понять, что происходит. Но теперь от усталости и страха его мысли путались, и он никак не мог взять себя в руки.
Он спросил, может ли уйти, на что Кербер обрушился на него с проклятиями и заявил, что уйти ему нельзя, поскольку он — главный подозреваемый. Есть все доказательства, что он преступник. Донти спросил, нужен ли ему адвокат, и Кербер сказал, что, конечно, нет. Адвокат не может изменить факты. Адвокат не может вернуть к жизни Николь. Адвокат не может спасти жизнь Донти, а вот они могут!
