Эти цели он аккуратно оформил на листе бумаги под названием «Распорядок дня» и прикрепил к стене позади металлического зеркала. Донти нашел в себе силы строго придерживаться этого режима, начиная с самого утра. Через месяц он делал по тысяче двести отжиманий и приседаний в день, и его мышцы окрепли. Физическая нагрузка увеличила приток крови к мозгу. Чтение и письмо открыли для него новые миры. Юная девушка из Новой Зеландии написала ему письмо, и он сразу откликнулся. Ее звали Милли. Ей было пятнадцать лет, и ее родители не возражали против переписки под их контролем. Когда она прислала Донти свою маленькую фотографию, он влюбился. Вскоре он довел количество отжиманий и приседаний до двух тысяч, подстегиваемый надеждой, что когда-нибудь встретится с Милли. В его дневнике появились эротические рисунки, отражавшие мечты о том, как он с Милли отправится в путешествие по миру. Она писала ему раз в месяц, и на каждое ее письмо он отвечал минимум тремя.
Роберта Драмм решила не говорить Донти, что его отец вот-вот умрет от порока сердца. А когда во время обычного визита сообщила, что отец умер, хрупкий мир Донти снова дал трещину. Мысль, что отец не дожил до дня, когда Донти выйдет из тюрьмы полностью оправданным, оказалась слишком большим ударом. Он позволил себе нарушить строгий распорядок дня — пропустил сначала день, потом другой… Он не мог сдержать слез и дрожи в теле.
А потом его бросила Милли. Ее письма приходили примерно пятнадцатого числа каждого месяца на протяжении двух лет плюс поздравительные открытки на день рождения и Рождество. А затем по непонятной причине она перестала писать. Донти отправлял ей одно послание за другим, но все они оставались без ответа. Он обвинил тюремщиков в том, что те перехватывали его письма, и даже уговорил Робби припугнуть их. Постепенно он смирился с мыслью, что Милли его бросила, и снова погрузился в пучину депрессии, потеряв всякий интерес к чтению и физическим упражнениям. Он объявил голодовку и не ел в течение десяти дней, но это никого не трогало. Донти неделями не делал зарядку, не притрагивался к книгам, не вел дневник, а письма писал только матери и Робби. Вскоре он снова забыл счет в матчах и мог вспомнить только отдельные, самые известные строки из Священного Писания. Донти часами лежал на кровати, глядя в потолок и непрестанно бормоча:
— Господи Боже, я схожу с ума!
Зал посещений в блоке Полански представлял собой просторное помещение с множеством столов, стульев и торговых автоматов, расположенных вдоль стен. В центре — длинный ряд кабинок, разделенных стеклянными перегородками. Заключенные находились по одну сторону, посетители — по другую, общались они по телефону. Позади заключенных стояли охранники, внимательно следившие за происходящим. Три крайние кабинки с одной стороны были зарезервированы для адвокатов, которые вели переговоры с клиентами тоже по телефону.
В первые годы один вид Роберта Флэка, сидевшего за стеклом перегородки, неизменно вселял в Донти оптимизм. Робби был его адвокатом, другом, рьяным защитником, готовым восстановить справедливость. Робби яростно сражался за него и грозил адскими муками всем, кто проявлял несправедливость по отношению к его клиенту. У многих заключенных адвокаты были ужасными или вообще отсутствовали. После отклонения апелляций у них не оставалось никаких шансов на пересмотр дела. За них никто не хлопотал и не бился. Но у Донти был мистер Робби Флэк, и он знал: не проходит ни дня, чтобы адвокат не думал, как его отсюда вытащить.
Однако после восьми лет, проведенных в камере смертников, Донти потерял надежду. Он не разочаровался в Робби, а просто понял, что один адвокат ничего не может поделать с устоявшейся системой правосудия в Техасе. Если не произойдет чуда, то раскрученный маховик несправедливости неизбежно раздавит Донти. Робби объяснил, что будет бороться за него и подавать прошения до самой последней минуты, но надо быть реалистом и понимать, что шансы на успех чисто символические.
Они разговаривали по телефону, и оба были рады встрече. Робби передал привет от всей семьи Драмм. Он был у них дома вчера вечером и рассказал о последних новостях. Донти слушал с улыбкой, но говорил мало. За время заключения он разучился вести беседу и вообще сильно изменился к худшему. Чисто внешне он стал худым и сутулым и выглядел старше своих двадцати семи лет. В отношении умственного развития деградировал. Он не следил за временем и не понимал, какое было время суток, нередко пропускал еду, душ и час для досуга. Он отказывался говорить с охранниками и часто не выполнял даже самые простые приказы. Однако те относились к нему с сочувствием, понимая, что никакой угрозы он не представлял. Иногда он спал от восемнадцати до двадцати часов в сутки, а во время бодрствования не знал, чем себя занять. Он годами не давал себе никакой физической нагрузки. Перестал читать и писал по письму за одну-две недели, причем только родственникам или Робби. Письма были короткими и часто бессвязными, с огромным количеством орфографических и грамматических ошибок. Писал он так небрежно, что читать его послания не хотелось.
Доктор Кристина Гинце прочитала и проанализировала сотни писем, которые Донти написал за восемь лет пребывания в камере смертников. Она пришла к выводу, что одиночное заключение обернулось для него почти полной утратой связи с реальностью. Он был подавлен, апатичен и вял, имел явные признаки шизофрении и предрасположенности к суициду. Донти слышал голоса — в основном своего отца и футбольного тренера школьной команды. Другими словами, его мозг отказывался ему служить, и он почти превратился в безумца.
Рассказав о подготовке ходатайств и планах на предстоящие два дня, Робби представил своему подопечному доктора Гинце. Она села на место адвоката, взяла трубку и поздоровалась. Робби встал за стулом с блокнотом и ручкой в руках. Больше часа Кристина задавала вопросы о том, как обычно проходит его день, о его привычках, мечтах, мыслях и отношении к смерти. Донти удивил ее сообщением, что за время его отсидки в камере смертников было казнено 213 человек. Робби подтвердил правильность этой цифры. Но больше ничего удивительного или конкретного она не услышала. Кристина подробно расспросила его о причинах, приведших к заключению, и о том, почему его собирались казнить. Донти не знал и не понимал, чем заслужил такую участь. Да, он не сомневался, что его казнят, как уже казнили 213 человек.
Для доктора Гинце часа беседы оказалось вполне достаточно. Она передала трубку Робби, который снова занял место на стуле и стал рассказывать о предстоящей в четверг процедуре. Он сообщил Донти, что его мать собирается присутствовать на казни, и тот расстроился, начал плакать и отложил трубку, чтобы вытереть слезы. Он отказался разговаривать и, перестав плакать, скрестил руки на груди и опустил глаза в пол. Потом поднялся и направился к двери.
Остальные члены команды ждали в фургоне, и охранник, прогуливавшийся неподалеку, время от времени бросал на них взгляд. Когда Робби и доктор Гинце вернулись, Аарон махнул на прощание рукой охраннику, и все тронулись в путь. При выезде из Ливингстона они остановились в пиццерии и наскоро перекусили, а когда вернулись в фургон, зазвонил телефон. Фред Прайор сообщил, что с ним связался Джоуи Гэмбл и попросил о встрече после работы.
