Потом он поднялся и похлопал парня по плечу, по-прежнему не веря, что меньше чем через час того не будет в живых.
— Спасибо, что пришли, — сказал Донти.
Они снова обменялись рукопожатием. Дверь с лязгом распахнулась, и Кит вышел, уступая место Робби. Часы на стене показывали 17.34, а все остальное не имело значения.
Предстоящая казнь человека, который настаивал на своей невиновности, не вызвала никакого интереса у национальных средств массовой информации. В этом не было ничего необычного. Однако похожие на акты мести поджоги церквей привлекли внимание нескольких продюсеров. Беспорядки в школе подлили масла в огонь, а вероятность крупномасштабных столкновений на расовой почве не могла остаться незамеченной. Направление Национальной гвардии в Слоуне только повысило интерес к событиям, и к вечеру в город прибыли фургоны с передвижным телевизионным оборудованием из Далласа, Хьюстона и других центров, вещавших на всю страну. Едва стало известно, что человек, выдающий себя за настоящего убийцу, хочет сделать признание в живом эфире, бывшее здание вокзала превратилось в настоящий магнит, который притягивал всех находившихся в городе журналистов. Пока Фред Прайор пытался хоть как-то навести порядок, Тревис Бойетт стоял на ступеньках и разглядывал репортеров и камеры. Со всех сторон к нему тянулись микрофоны. Фред, находившийся рядом, с трудом сдерживал напиравших журналистов.
— Тихо! — крикнул он и кивнул Бойетту: — Можешь начинать.
Тревис был похож на оленя, который попал в луч прожектора и замер, не в силах пошевелиться. С трудом сглотнув, он начал:
— Меня зовут Тревис Бойетт, и это я убил Николь Ярбер. Донти Драмм не имеет никакого отношения к ее смерти. Я действовал в одиночку. Я похитил ее, несколько раз изнасиловал, а потом задушил. Тело я спрятал, а не бросал в Ред-Ривер.
— Где оно сейчас?
— В Миссури. Там, где я его закопал.
— Почему вы это сделали?
— Я не могу остановиться! Я изнасиловал немало женщин. Иногда меня ловили, иногда — нет.
Такого репортеры явно не ожидали — они несколько секунд приходили в себя.
— Так вас уже судили за изнасилование?
— Да, четыре или пять раз.
— Вы сами из Слоуна?
— Нет, но я жил здесь, когда убил Николь.
— Вы знали ее?
Дана Шредер уже два часа не отходила от телевизора, настроенного на Си-эн-эн, и ждала новостей из Слоуна. До сих пор показали всего два коротких репортажа о волнениях и Национальной гвардии. Дана видела, каким идиотом выставил себя губернатор. Однако скоро события стали стремительно развиваться. Увидев на экране лицо Тревиса Бойетта, она громко воскликнула:
— Вот он!
Ее муж находился в тюрьме со словами утешения человеку, осужденному за убийство, а на экране был тот, кто это убийство совершил.
Джоуи Гэмбл зашел в первый же бар, который попался ему по дороге из офиса Агнес Таннер. Он уже успел выпить, но еще неплохо соображал. В разных концах зала были установлены большие телевизоры: один — настроен на спортивный канал, а второй — на Си-эн-эн. Увидев, что идет репортаж из Слоуна, Джоуи приблизился к экрану. Он слышал выступление Бойетта и его рассказ об убийстве Николь.
— Сукин сын! — не удержался он, чем вызвал удивленный взгляд бармена.
Но Джоуи был доволен собой. Наконец он сказал правду, и к тому же теперь объявился настоящий убийца. Донти останется жив. Джоуи заказал еще пива.
Судья Элиас Генри, живший неподалеку от Сивитан-парка, сидел с женой в гостиной. Все двери дома были заперты, а заряженные охотничьи ружья лежали под рукой. Каждые десять минут мимо проезжала патрульная машина. Сверху кружил вертолет. В воздухе сильно пахло дымом после пожаров и фейерверка, устроенного в парке. Было слышно, как шумит толпа. Бой барабанов, уханье рэпа и скандирование сотен людей не только не утихали, но, наоборот, становились все громче. Судья с женой даже обсуждали, не стоит ли ненадолго уехать. Их сын жил в Тайлере, всего в часе езды от Слоуна, и предлагал им переждать у него хотя бы несколько часов. Но они решили остаться, главным образом потому, что соседи никуда не поехали, и всеобщая безопасность напрямую зависела от того, кто придет друг другу на помощь. Судья поговорил с шефом полиции, который довольно нервно заверил его, что все под контролем.
По телевизору объявили о поступившей из Слоуна настоящей сенсации. Судья схватил пульт и сделал звук погромче: на экране появилось лицо человека, запись признания которого он видел меньше трех часов назад. Тревис Бойетт рассказывал подробности убийства толпе репортеров.
— Вы были знакомы с девушкой? — спросил один из журналистов.
— Нет, но я знал, кем она была, знал, что она выступала в группе поддержки. Я ее выбрал.
— Как вы ее похитили?
— Заметил ее машину, припарковался рядом и дождался, когда она выйдет из торгового центра. У меня был пистолет, и она не сопротивлялась. Я уже так не раз делал.
— Вас когда-нибудь судили в штате Техас?
— Нет. В Миссури, Канзасе, Оклахоме и Арканзасе. Можете проверить. Я говорю сейчас правду, и она заключается в том, что преступление совершил я, а не Донти Драмм!
— Почему вы признались только сейчас, а не год назад?
— Я должен был бы, но решил, законники разберутся и поймут, что осудили не того парня. Меня совсем недавно выпустили из тюрьмы Канзаса, и несколько дней назад я прочитал в газете, что Донти Драмма собираются казнить. Я удивился. И теперь я здесь.
— Остановить казнь может только губернатор. Что бы вы ему сказали?
— Я бы сказал, что он собирается убить невинного человека. Дайте мне двадцать четыре часа, и я покажу, где находится тело Николь Ярбер. Всего двадцать четыре часа, господин губернатор.
Судья Генри поскреб подбородок костяшками пальцев и произнес:
— Да, дело хуже некуда, и это только начало.
Барри и Уэйн смотрели телевизор в кабинете губернатора и слушали выступление Бойетта. Губернатор Гилл Ньютон давал в холле пятое или шестое интервью после своего отважного отпора разъяренной толпе.
— Надо бы его позвать, — сказал Уэйн.
— Я схожу, а ты пока продолжай смотреть.
Через пять минут губернатор смотрел повторный показ выступления Бойетта.
— Он точно сумасшедший! — заметил Ньютон через несколько секунд. — Где виски?
Они наполнили три стакана и потягивали виски, продолжали следить за рассказом Тревиса.
— Как вы убили Николь?
— Задушил ее собственным ремешком. Черным, кожаным с круглой серебряной пряжкой. Он так и остался на шее. — Бойетт потянулся рукой за ворот рубашки и, вытащив кольцо, показал журналистам. — Это кольцо Николь. Я носил его с того дня, как убил. Там есть ее инициалы и все такое.
