Кэрлин использовала куда более мягкие выражения, но к тому дню Кайл уже знал, что его фирма представляет интересы «Безмятежного». В газетах ему не раз попадались заметки о крушении системы залога, в которых часто мелькала «Скалли энд Першинг», причем непременно в связи с именем своего нечистого на руку клиента.
Сейчас же юристам приходилось разгребать эти дурно пахнущие завалы. На «Безмятежный залог» обрушился ураган исков. Самая страшная волна поднялась год назад, когда в Нью-Йорке прошел тридцатипятитысячный митинг клиентов компании.
Из кабинета Кэрлин провела подопечных в мрачную комнату без окон, настоящую темницу: цементный пол, скудное освещение, стеллаж с картонными коробками, на торцах которых черным маркером были написаны два слова – «Безмятежный залог». Именно этим хранилищем пугали друг друга новобранцы. В коробках, пояснила Кэрлин, находятся те самые тридцать пять тысяч исков. Тщательно изучен, подчеркнула она, должен быть каждый.
– Вы не одиноки, – с деланной улыбкой заметила Кэрлин в тот момент, когда Кайл уже хотел отказаться от задания. – Порой сюда приходят около десятка моих коллег. – Вытащив толстую папку, она раскрыла ее и пустилась в подробные объяснения, что требуется отыскать в бумагах для секции судебных разбирательств. – В суде для наших юристов будет жизненно важным доказать, что они действительно прочитали каждый листок, – с нажимом произнесла Кэрлин.
А для фирмы, подумал Кайл, будет жизненно важным, чтобы клиент сполна оплатил эту напрочь лишенную смысла работу. В мозгу пульсировала мысль: через какое-то мгновение он ступит на заветную территорию и двинется по ней, отрабатывая триста долларов в час. «Но таких денег я не стою. Я еще не адвокат».
Стуча каблучками по бетонному полу, Кэрлин покинула темницу. Кайл покосился на забитый папками стеллаж и взглянул на мисс Армстронг, подавленную не меньше его.
– Да-а-а… – протянул он.
Однако Дейл явно горела желанием доказать что-то – то ли себе, то ли ему. Подойдя к стеллажу, она сняла тяжеленную коробку, вытащила несколько папок и с шумом опустила их на стол. С обреченным видом Макэвой направился в противоположный угол комнаты и начал рыться в коробках.
Выудив средней толщины папку, посмотрел на часы: семь пятьдесят утра. Счета в фирме «Скалли энд Першинг» подбивались на основе единого градиента в одну десятую. Одна десятая часа составляет шесть минут. Две десятых – двенадцать, одна целая и шесть десятых часа равны часу тридцати шести минутам. Может, стоит перевести стрелки на две минуты назад, на семь сорок восемь, чтобы до восьми утра вставить в счет две десятых? А не лучше ли раскинуть руки в стороны, сделать глоток кофе и попробовать сосредоточиться, чтобы в семь пятьдесят четыре запротоколировать начало первой рабочей минуты в качестве юриста? Вопрос далеко не праздный. Нравы делового мира требуют от человека агрессии. Сомневаешься? Вставь в счет хотя бы десятую, если не целый час. Смалодушничаешь – тебя обойдет сосед, и ты его уже не догонишь.
На внимательное чтение всей папки ушел час, точнее, одна и две десятых часа. Кайл вдруг осознал: он вовсе не испытывает стыда за то, что «Безмятежный» уже должен ему триста шестьдесят долларов. Черт возьми, каких-то девяносто минут назад он считал себя недостойным и трехсот долларов. Ведь он еще не сдал экзамен! Но сейчас все изменилось. Этот прохиндей у него в долгу, этот мошенник позволил впутать себя в бесконечную тяжбу. И вот кто-то вынужден теперь заниматься чисткой пресловутых конюшен. Голос мести подсказывал Кайлу: «Будь агрессивнее!» Дейл Армстронг за его спиной уже раскрыла вторую папку.
Примерно на середине своей третьей Кайл разрешил себе отвлечься, поразмышлять (за счет клиента) о том, где находится хранилище с делом «Трайлон–Бартин». Где лежат секретные документы, под какой они находятся защитой? Что представляют собой сейфы? В этой комнате никаких технических средств нет, да и кому придет в голову охранять папки с залоговыми обязательствами? Если «Безмятежный» и спрятал свое грязное белье, то уж никак не в пределах досягаемости простодушного новичка.
В мозгу Кайла теснились совершенно посторонние мысли. Странно, идет всего третий час его профессиональной карьеры, а он уже сомневается в трезвости собственного рассудка. Интересно, кем нужно быть, чтобы час за часом, день за днем листать полные абсурда страницы и не свихнуться? Как вообще он представлял себе жизнь начинающего сотрудника? Насколько комфортнее его жизнь в стенах другой фирмы?
Дейл вышла из комнаты, но через десять минут вернулась. Видимо, сидела в туалете, но хронометр свой при этом не выключила.
Обедали они в кафетерии на сорок третьем этаже. В предыдущие дни им приходилось слышать о великолепном качестве местной еды и мастерстве именитых шеф-поваров, о свежайших продуктах, нескончаемом выборе блюд и т. д. Никто не запрещал сотрудникам отправиться на обед в ближайший ресторан, однако дерзнувших было очень и очень мало. Брошюра с изложением политики фирмы лежала на каждом столе, но, помимо нее, имелись и неписаные правила. Одно из них гласило: новичок столуется у себя, за исключением тех редких случаев, когда обед, настоящий обед, в силу ряда причин можно вставить в счет клиенту. Кафетерием с удовольствием пользовались многие партнеры. Для небожителей было важно, чтобы их видели среди масс; они охотно расхваливали кухню и, тратя какие-то тридцать минут на обед, являли собой пример продуктивного отношения к рабочему времени. Выдержанный в стиле ар-деко интерьер кафетерия был уютен, но господствовавшая в нем атмосфера напоминала почему-то тюремную церковь.
На каждой стене висели часы, и посетители при желании могли слышать, как одна за другой текли минуты.
Вместе с Тимом Рейнолдсом Кайл и Дейл уселись за столик возле широкого окна, из которого открывался захватывающий дух вид на центр города. Тим напоминал человека после тяжелой контузии: стеклянные глаза, пустой взгляд, едва слышный голос. Обменявшись впечатлениями о работе с никому не нужными бумагами, троица незлобиво покритиковала своих непосредственных начальников. Еда и вправду удовлетворила бы вкусы любого гурмана, хотя в кафетерий всех троих привел вовсе не голод. Обед служил отличным предлогом хоть на время сбежать от документов.
Но длился он очень недолго. Договорившись встретиться вечером и пропустить по глотку чего-нибудь покрепче – удивительно, но Дейл согласилась, – они вернулись на рабочие места. Два часа спустя Кайл погрузился в ностальгические воспоминания о славных деньках в Йеле, когда он, сидя в собственном офисе, готовил к выпуску очередной номер «Юридического вестника» и командовал десятком подчиненных. Ночные бдения в редакции давали ощутимый результат: журнал выходил восемь раз в год, его с интересом читали адвокаты, судьи, ученые. На последней странице значилось имя главного редактора – его, Кайла, имя. Среди студентов подобной чести удостаивались единицы, в те годы он был Человеком.
А сейчас? Какое падение!
Ничего, уверял себя Кайл, когда-нибудь эта окопная жизнь закончится.
Выводила из себя бесполезная трата времени. «Безмятежный», его акционеры и кредиторы ждут не дождутся дивидендов, получение которых зависит в определенной степени от усилий Кайла Макэвоя. Прочитав девять из тридцати пяти тысяч папок, Кайл пришел к однозначному выводу: этот клиент фирмы должен сидеть за решеткой. Генеральный управляющий, менеджеры, совет директоров – все до единого. Да, корпорацию в тюрьму не упрячешь, но для «Безмятежного» правоохранительная система могла бы сделать исключение.
