Игорек руку ей на бедро положил, будто по рассеянности. По́шло. Но рука его в сей момент существует, она реальна, лежит себе, не из прошлого тянется и в никуда не тащит. Пустой он парень, Игорек Лозянко, однако по земле ходит, с ним легко и понятно. Он хочет ее, ничего не скрывает, не манит, не обещает. Для него разговоры о шмотках не оскорбительны, он отличает шейк от твиста, не говорит о войне, о солнечном завтра. Конечно, Нина на близость с ним не пойдет, она не идиотка, будет держать рядом. А что завтра? Так сначала пусть этот вечер кончится и ночь пройдет, а утро подскажет, оно, как известно, мудренее.
Игорь чуть сжал Нине бедро и, опережая реакцию, руку убрал, посмотрел девушке в глаза открыто, приглашая заключить союз, ни ее, ни его ни к чему не обязывающий.
Нина загадочно улыбнулась. «Хороша, стерва, – подумал Игорь, – но хитра больно, расчетлива. И не пьет совсем, не раз проверено, в рот спиртного ни капли не берет. Это совсем плохо». Когда Игорю Лозянко говорили о женщине, что она неприступна, он всегда спрашивал: «Спиртное употребляет?» Если да, то неприступность – вопрос времени и умения. Нинка не пьет, стерва.
Игорь нагнулся к девушке, зашептал:
– Заскочим ко мне, новый диск имею. Потрясающий!
– Какой?
– Заскочим, услышишь. – Лозянко хотел было добавить: мол, ты, главное, зайди, а там услышишь и увидишь.
Хотя Игорь ничего не сказал, Нина все поняла отлично.
«Сопляк, – подумала она. – Я зайду, и ты будешь как шелковый».
Краев наблюдал за Ниной в зеркало и не заметил, что инспектор ГАИ махнул ему жезлом, приказывая остановиться. Машина катилась к Городу. Ее догнала трель милицейского свистка. Краев не реагировал.
Кепко взглянул на друга удивленно:
– Будем уходить?
– Что? – не понял Краев.
Машина ГАИ молниеносным броском обогнала их, остановилась впереди, чуть развернулась, перекрывая дорогу. Краев остановил «Жигули», приспустил стекло. Капитан милиции, примерно ровесник Краева, тяжело выбрался из машины и, поигрывая жезлом, подошел.
– Инспектор второго ГАИ капитан Жиглов, – представился он. – Почему не останавливаетесь?
Краев ничего не ответил, даже не взглянул, протянул в окно документы. Инспектор тщательно проверил их, сличил фотографию на правах с оригиналом, взглянул на номер машины, нагнулся к Краеву.
– Как вы себя чувствуете, Олег Борисович? – Инспектор шумно вздохнул.
– Спасибо, отвратительно. – Краев протянул руку за документами.
Инспектор отстранил его руку, приглядывался, стараясь определить, трезв водитель или нет.
– Кончайте, инспектор, я за рулем не пью! – резко сказал Краев.
– За рулем никто не пьет. – Инспектор не сводил с Краева испытующего взгляда. – Пьют за столом.
– Если вы пьете, то лучше закусывайте, – повысил голос Краев. – В чем дело?
– Нарушаете. – Инспектор явно не мог разобраться в ситуации.
– Что я нарушил? Что?
– На трассе скорость семьдесят, а вы едете сорок.
Только инспектор договорил, как мимо них, явно превышая скорость, пролетели «Жигули».
– Совсем ошалели от безделья? – Краев почти кричал. – Разуйте глаза! – Он кивнул вслед улетевшей машине.
– А вы меня не учите. – Инспектор начал убирать документы Краева в карман.
Кепко выскочил на шоссе, обежал машину, взял инспектора за руку, отвел в сторону.
– Послушайте, капитан, – быстро заговорил он. – У человека неприятности. Ну ехал тихо, видите, он не в себе.
– Так сидел бы дома, – буркнул инспектор. Чувствуя свою неправоту, он искал выход из создавшегося положения.
Кепко ему помог:
– Он тренер Паши Астахова. Они поссорились.
Инспектор взглянул на Краева заинтересованно, как смотрят на киноактера.
– Тренер Астахова… – Он протянул документы Кепко, козырнул. – Передайте, чтобы не ссорились. – И пошел к своей машине.
– Миротворец! – рявкнул Краев, забирая у Кепко документы. – Из-за таких, как ты, вокруг разгуливают наглецы и хамы. – Он рванул с места, и через минуту стрелка спидометра завалилась за отметку сто километров.
Краева вывела из себя не ссора Астахова с Лозянко, которую он видел в аэровокзале. Тренера бесила эта девчонка, которая мешала жить Павлу, а значит, и ему, Краеву. Дура! Кукла! Кандидат в мастера, это ее потолок. Сверкает на стадионе стройными ногами, грудками подрагивает. Ее, такую-сякую, надо заставить лифчик надеть. Тренируется в охотку, косметику не размазывая. К Павлу вроде бы и не придерешься, работает. Но Краев видит: парень все время вздернутый, нет гармонии. Мысли нет, чувства, ногами перебирает часто, а по дорожке тянется, словно больной. И это сейчас, когда главные старты на носу! Забежали к звездам, теперь у нас все старты главные. Для Астахова второй – значит последний. И из-за чего?
Краев резко остановил машину, всех бросило вперед.
– Спокойной ночи, Игорь, – сказал Краев.
– Спасибо, Олег Борисович. – Игорь начал вылезать из машины, взяв Нину за руку. – До свидания, Анатолий Петрович.
Краев обернулся:
– Мы Нину довезем.
Маевская подмигнула Игорю, показала пальцем, как крутят телефонный диск.
– Мы погуляем еще, – сопротивлялся Лозянко, но Кепко перегнулся с переднего сиденья, захлопнул дверцу, машина тронулась.
Опережая друга, Кепко мягко сказал:
– Я тебя понимаю, Нина, сердцу не прикажешь. Так и скажи Паше. А душу ему не мотай. Он этого не заслужил.
– Ну это мое дело, личное!
Краев вновь резко остановил машину:
– Я тебе покажу личное! На задницу неделю не сядешь! Павел Астахов не только тебе, он себе не принадлежит! Ясно? И чтоб завтра на тренировке в лифчике была!
– А можно, я вообще не приду?
– Обяжешь! Я тебе за каждую пропущенную тренировку приплачивать буду!
Через несколько минут Нина Маевская вышла из машины у своего дома, хлопнула дверцей, не попрощалась.
– Олег, тебе не кажется…
– Ты еще! Слюнтяй!
– Нехорошо, Олег. Стыдно! – Кепко вздохнул. – Пойдем ко мне, я тебя накормлю.
Игорь Лозянко шел по улице, пребывая в сомнении. Позвонить Нинке, не позвонить? Может, она сама позвонит? Он остановился у стеклянных дверей ресторана. Дома, кроме липкого портвейна, ничего. Заскочить сюда, снять напряжение? Нет, домой. Девка норовистая, из упрямства прийти может. Он взглянул на часы, половина десятого, и зашагал к своему дому.
Человеку не дано заглянуть ни в завтра, ни на двадцать пять минут вперед.
