Среди розыскников бытует поговорка: врет, как очевидец. Вранью этому множество причин. Во-первых, очевидец, как правило, видит крайне мало. Например: стояла машина, из подъезда вышел мужчина. Уже в разговорах с милицией очевидец начинает допридумывать. Человеку неловко, что видел так мало. У машины появляется цвет, в ней появляются люди. Вышедший из подъезда мужчина приобретает возраст, особенности фигуры. В милиции очевидец еще сдержан, но когда он встречается с приятелями, рассказ его приобретает объем, красочность и событийный ряд, которым мог бы позавидовать Дюма-отец. Следующий этап – рождение новых очевидцев. Приятели-слушатели, пересказывая услышанное, повествуют от первого лица. Зачем говорить, что я слышал, когда проще сказать: я видел.
Павел Астахов на тренировку не пришел. Он позвонил Краеву, сказал, что неважно себя чувствует, а в ответ на требование о немедленной встрече положил трубку.
Так и прошел этот день. В прокуратуре возбудили дело. В милиции собиралась и анализировалась информация. Спортсмены и тренеры все знали и пытались предугадать события. Слухи докатились до больших кабинетов. Многоопытные отцы Города отмалчивались, вздыхали, разводили руками и болезненно морщились. Наконец по одному серьезному телефону позвонили Краеву и посоветовали срочно улететь в Москву, и, естественно, не одному. С другого, не менее серьезного аппарата позвонили подполковнику Серову, напомнили о социалистической законности, однако предупредили, что горячку пороть не следует. Никакое имя названо не было.
Подполковник предвидел все разворачивающиеся события за много ходов, еще ночью, у квартиры Лозянко, знал, кто позвонит и что скажет. Мудрый и честный подполковник не собирался прятаться за спину старшего оперуполномоченного МУРа, волею судеб оказавшегося в Городе. Он просто выдвинул Гурова чуть вперед. Слишком много было в Городе людей, которые звали подполковника Серова на «ты» и по имени. Некоторых он любил и не мог, застегнув мундир на все пуговицы, отвечать на вопросы официально. И хотя Гуров был и моложе, и младше по званию, разговаривать с ним, человеком сторонним, могли только несколько человек – начальник управления, прокурор и следователь. А они не могут позволить себе сказать лишнее, даже исподволь оказать давление.
Преступника необходимо выявить, собрать доказательства и предъявить в прокуратуру. А уж какая у преступника окажется фамилия и биография, для милиции значения не имеет. Оценкой личности убийцы, поисками смягчающих вину обстоятельств пусть занимаются следствие и суд. И на многочисленные звонки Серов отвечал заученно:
– Делом занимается майор Гуров. У меня Город, я не могу лезть в каждое дело. Нет, я не считаю его особенным. К сожалению, порой убивают. Извини, старик, – и опускал трубку.
На второй день
На второй день Астахов на тренировку пришел.
В раздевалке, как всегда пахнущей по́том и сыростью, попримолкли и словно спохватились, заговорили громче обычного.
Краев выглянул из тренерской и пробасил:
– Паша? Спасибо, что заглянул, подь сюда на минуточку, – и дверь оставил открытой.
Когда Павел вошел, Краев, сидя за столом, кивнул на место напротив. Астахов не реагировал, стоял, спокойно смотрел на тренера. Краев потер поясницу и поднялся. Из-за полуприкрытой двери доносились голоса спортсменов. Краев и Астахов смотрели друг другу в глаза, молчали.
«Париж… Вена… Неужели ничего больше не будет? – подумал Краев. – Глупость, преступная глупость».
– Вера позвонила, сказала, что ты поехал к нему. – Краев говорил медленно, голос его оттягивало в хрип. – Тебя найдут мгновенно.
– Я у него не был, – спокойно ответил Астахов. – Действительно поехал. Очухался, позвонил из автомата. Мать ответила, что Нина вышла к подруге. Я прокатился по городу и вернулся. Можете проверить.
– Найдутся люди, которые проверят… – Краев взял Астахова за кисть, нащупал пульс, щелкнул секундомером. – Эх, Павлик, Павлик…
– Для этих людей я весь вечер с Верой был дома, – сказал Астахов. – Вера подтвердит.
– Вера что угодно подтвердит.
– А вам никто не звонил. Вы знать ничего не знаете. Ясно? – Лицо Астахова набрякло гневом, жилы вздулись. – Я не позволю связывать имя Нины со смертью этого подонка.
– Иди. – Краев махнул на Астахова рукой. – Тренировка не по графику. Разминка, все остальное – вполсилы.
Спортсмен вылетел, словно «облизнул» планку почти на шестиметровой высоте, казалось, на секунду застыл, затем начал падать. Выброшенный упругими матами, он взлетел навстречу побежденной планке и погрозил ей кулаком.
Под трибуной, поигрывая ядром, шел белокурый гигант и с добродушной улыбкой слушал еле поспевавшую за ним и порой переходящую на бег миниатюрную девушку, которая что-то горячо объясняла ему и ударяла кулаком в его могучую грудь.
На трибуне сидел Гуров и наблюдал за происходящим. Он нашел взглядом Астахова, который с группой спортсменов направлялся в раздевалку.
Заслуженный мастер спорта… Чемпион СССР, Европы… мира… Олимпийских игр… Майор, ты забрался на чужой стадион. Может, разговаривать здесь не следует? Пригласить в кабинет? Нет, разговаривать с Астаховым нужно здесь. У него дома. В кабинете он наденет маску, встанет в позицию. Вызывали? Я вас слушаю. Вы меня в чем-то подозреваете? Это интересно. Спрашивайте. В общем-то, аналогичная ситуация может сложиться и здесь. Но на своем стадионе Астахов будет свободнее, невооруженным, более открытым. Надо его почувствовать, взглянуть на его естественные реакции. Какими они окажутся? Не стоит загадывать, надо сказать правду и выслушать ответ, а потом решать.
Гуров оглядел небольшой уютный стадион. «Все правильно, хорошо, что я пришел сюда, а не пригласил Павла к себе. Ему здесь вольготно, но в психологическом плане встреча проходить будет на моем стадионе, а любитель никогда не может выиграть у профессионала».
Сергей Усольцев и Арнольд Гутлин приехали во время тренировки. Гутлин, проводивший дни в замкнутом мире лаборатории, обожал бывать на стадионе. И необязательно на соревнованиях, даже интереснее вот так, в простой тренировочный день, когда никто не нервничает, можно взглянуть на чемпионов в их обыденном, рабочем состоянии. И кандидат наук уговорил кандидата в мастера поехать на тренировку. Усольцева, естественно, здесь знали, он тоже всех знал. Сергей разрешил приятелю заехать за ним. Не последним в их визите на стадион было желание взглянуть на Астахова, послушать, что говорят люди.
Сергей Усольцев в голубом адидасовском костюме – такие костюмы в Городе были еще только у Астахова и Краева, – довольно поглаживая себя по животу, здоровался, соблюдая субординацию. С Астаховым и Краевым за руку и поклон, улыбка почтительная, выжидающая. С мастерами, чемпионами области – как равный: похлопывая по плечу, улыбался чуть снисходительно. С остальными только поклон, улыбка рассеянная, случайная.
Арнольд Гутлин держался на втором плане, смотрел на всех чуть виновато, был готов поддержать любой разговор, словно все время извинялся за непрошеное вторжение в чужой дом. И хотя бывал здесь десятки раз, он не мог привыкнуть, что стадион – не лаборатория и на посторонних здесь смотрят без раздражения, привычно, в большинстве случаев просто их не замечая.
