— И что было потом?
— Потом? Потом Штепанек поругался с Кольбахом. Ну,
знаете, при всем моём неуважении к этому прохвосту, я Кольбаха имею в виду, тут
он был кругом прав: аппарат в последние две недели никакого успеха у публики не
имел, дохода никакого… Штепанек с ним серьёзно повздорил, и Кольбах велел ему
выметаться на все четыре стороны…
Бестужев отвлекся на секунду. Разумеется, он не
поворачивался в ту сторону открыто, но краешком глаза прекрасно мог
рассмотреть, что за соседним столиком расположился не кто иной, как искусный
метатель ножей месье Жак. На Бестужева с Морицем он не обращал ни малейшего
внимания, поглощал сосиски с величайшей сосредоточенностью, неторопливо и
увлеченно, словно сложнейшую работу выполнял: аккуратно насаживал на вилку,
отточенными движениями обмакивал в горчицу, откусывал… Совпадение или нет?
Равнодушен или демонстративно равнодушен?
— И дальше?
— За Штепанеком приехал на извозчике Вадецкий. Я
помогал носить вещи… И прекрасно слышал, как Вадецкий распорядился…
Он замолчал с крайне решительным видом. Не колеблясь,
Бестужев достал золотой и протянул его собеседнику. Полюбовавшись монетой,
выразительно играя мимикой, клоун бережно завернул её в уголок носового платка
(вряд ли у него имелась такая роскошь, как бумажник) и аккуратно уложил
получившийся сверток в карман потрёпанного пиджачка.
С видом человека, прекрасно понимающего, что следует
исполнять свою часть договора, он сказал:
— Вадецкий распорядился ехать на Загельштрассе,
шестнадцать. Уж наверняка адрес был выбран не без причины, а? Либо он сам там
живет, либо намерен был поместить там Штепанека. Верно?
— Пожалуй, — задумчиво кивнул Бестужев. — Что
вы ещё знаете?
— Больше, пожалуй, и ничего, — развел руками
Мориц. — Я вам рассказал всё, что знал, абсолютно всё. Вы полагаете, этого
мало?
С некоторым страхом на лице он прижал карман пиджака ладонью
так, словно опасался, что Бестужев бросится монету отнимать. У Бестужева ничего
подобного и в мыслях не было. Сразу чувствовалось, что клоун рассказал всё. И
данные им сведения, надо признать, стоили этих денег: имя журналиста, название
его газеты, адрес… Четкий, великолепный след…
В этот миг он и перехватил краем глаза украдкой брошенный на
него взгляд француза: жесткий, внимательный, цепкий. Нет, не случайно этот
субъект оказался с ними по соседству, ох, неспроста… Ну а что тут можно
поделать? Не запретишь же человеку усаживаться поблизости от тебя в ресторации
и слушать твои разговоры…
Бестужев допил пиво и решительно поднялся. Положил на
клетчатую скатерть несколько серебряных монет.
— Вам вполне хватит расплатиться. Благодарю, вы мне
очень помогли. Если бы вспомнили что-то ещё…
— Слово чести! — Мориц прижал ладони к
груди. — Я вам рассказал всё, что знал! Больше совершенно нечего
вспомнить!
— Ну что же, всего наилучшего…
Бестужев подхватил свою трость, прислоненную к спинке
шаткого стула, кивнул клоуну и решительно направился прочь. Обращенная к нему
спина усатого француза выражала полнейшее равнодушие — но в это уже как-то
плохо верилось.
Потому что Бестужев чувствовал спиной тот самый цепкий
взгляд, каким месье Жак, должно быть, обычно смотрел на доску перед
молниеносным броском сверкающего ножа…
Глава 6
Новые знакомства
Никак нельзя сказать, что Загельштрассе располагалась в
вовсе уж бедняцком районе (какие имелись и в блестящей Вене, разумеется).
Однако это всё же была окраина, где обитало народонаселение с доходами
определённо пониже среднего, пусть и не катившееся в пошлую бедность, но
пребывавшее где-то поблизости от опасной черты.
По обеим сторонам улицы — не особенно широкой, мощенной
булыжником, без единого деревца — тянулись обшарпанные дома того пошиба, что в
Лёвенбурге именовались «чиншовы каменицы», а в России — доходные (доход, как
легко догадаться, касался исключительно домовладельца). Подъезжая к дому за
номером шестнадцать, Бестужев ещё издали заметил меж вторым и третьим этажами
вывеску «Пансионат „Идиллия“». Вывеска, с первого взгляда видно, нуждалась в
подновлении не первый год.
— Ждите, старина, — бросил он, выпрыгивая из
фиакра.
— Как вам будет угодно, майн герр, — привычно
ответил Густав и приготовился к ожиданию в своей излюбленной позе.
Бестужев открыл тугую дверь, тёмную и высокую — при этом
внутри явственно звякнул колокольчик — и вошёл в небольшой вестибюль. Слева
располагалось некое подобие гостиничной стойки и за ней тут же возникла,
показавшись из задней двери, высокая пожилая женщина в скромном коричневом
платье и белом кружевном фартуке. Уставилась на Бестужева выжидательно:
— Майн герр?
Стараясь выглядеть как можно более обаятельным и
непринужденным, Бестужев раскланялся:
— Добрый день, фрау…
— Бирке, — всё ещё настороженно ответила пожилая
дама. — Я тут владелица, если вам угодно знать…
— Очень приятно, — ещё раз поклонился
Бестужев. — Мое имя Готлиб Краузе, я коммерсант из Риги… Разыскиваю
господина Лео Штепанека, инженера. Мне сообщили, что он переехал по этому
адресу, Загельштрассе, шестнадцать, но не дали номера квартиры…
— Штепанек, Штепанек… Инженер? — она добросовестно
пыталась припомнить. — Господа инженеры, увы, считают мой пансионат
достаточно для них скромным… — Она придвинула большую книгу в рыжем
переплете и задумчиво её открыла.
— Его должен был к вам привезти господин Карл Вадецкий,
журналист…
— Ах, господин Карл! — хозяйка заметно
переменилась. — Вот с этого и начинали бы, майн герр… Господин Вадецкий
был одним из лучших моих постояльцев… до тех пор, пока дела у него не пошли
гораздо лучше… но он и теперь не забывает бедную вдову, частенько присылает
клиентов… — она перевернула несколько страниц. — Конечно же, мне
пришлось зарегистрировать в гроссбухе и друга господина Вадецкого, полицейские
правила на сей счёт не делают исключений… Да, да. Лео Штепанек, вот только он
записался не инженером, а изобретателем…
— Ну, это несущественно, — сказал Бестужев. —
Именно он мне и нужен.
— Апартаменты номер одиннадцать, на второй этаж и
направо… — Она вдруг глянула крайне подозрительно. — Коммерсант, вы
говорите? Вы, случаем, не собираетесь ли взыскивать какие-то долги с господ
Кубичека и Шикльгрубера?
— Я их даже не знаю, фрау, — сказал Бестужев
чистую правду.
Хотя… Шикльгрубер, Шикльгрубер… Отчего-то эта фамилия,
определённо слышанная ранее, ассоциировалась у него именно с прекрасной Веной…
но не с данной миссией, так что не следовало ломать сейчас над этим голову.
— Господа Кубичек и Шикльгрубер как раз и обитают в тех
апартаментах, куда я по просьбе господина Вадецкого поселила вашего
изобретателя. Речь, правда, не идет о взыскании каких-то долгов? Господа
Кубичек с Шикльгрубером, должна вас предупредить, мне давно задолжали, так что
у меня есть преимущество…
