Бестужеву, разумеется, при таком обороте дел не грозят ни
тюрьма, ни суд, но он будет безнадёжно засвечен, и о поручении, с которым его
послали, придётся забыть, убраться потихонечку из Вены, а это категорически
невозможно.
Всё это пронеслось у него в голове в считанные секунды, и он
не без сожаления отказался от бравой внезапной атаки. Пусть уж погуляет на
свободе, каналья этакая, аппарат Штепанека гораздо важнее сейчас…
— Господа! — воскликнул он с видом крайнего
изумления. — Вы меня совершенно запутали, я ничего не понимаю… Зачем вам
аппарат Штепанека?
Гравашоль усмехнулся:
— А мы вот, кстати, тоже представления не имеем, зачем
он вашей милости понадобился… Извольте-ка объяснить немедленно. И не вилять!
— Извольте, — сказал Бестужев, нервно пожимая
плечами, переступая на месте, вообще старательно разыгрывая испуганного и
подавленного человека небольшой храбрости. — Мое имя Персиваль Глайд, я
британский подданный… Видите ли, у меня есть дядюшка, весьма богатый…
Он изложил ту же выдумку, с которой столь самонадеянно
заявился к профессору Клейнбергу, не без оснований полагая, что она окажется
подходящей и для этих типов. В конце концов, чересчур опасно выдумывать с ходу
что-то совершенно новое, можно запутаться. В конце концов, эксцентричные
британские джентльмены, откалывавшие и более удивительные коленца, обитают не
так уж далеко отсюда в немалом количестве, о чём в Европе прекрасно известно…
Правда, на сей раз он нисколечко не пытался бить на жалость,
упирать на полнейший жизненный крах, который неизбежно последует, если он не
выполнит дядюшкино поручение. Чутьё подсказывало, что подобной романтикой этих
господ ни за что не разжалобить…
— А вы не врёте, франтик? — осклабился Гравашоль.
— Ну, если вы настолько недоверчивы… — сказал
Бестужев с видом человека, малость уже успокоившегося. — Поедемте в мой
отель, там лежат все бумаги, мне очень просто доказать, что я говорил чистейшую
правду…
Какое-то время Гравашоль всерьез раздумывал, хмуря покатый
лоб. Бестужев особенно не боялся, что анархист может согласиться. Отель он
намеревался назвать какой-нибудь из тех, что расположены достаточно далеко
отсюда, и по пути через весь город можно продумать не один способ избавиться от
этой компании…
— Только у меня и дел, что болтаться с вами по
отелям… — наконец проворчал анархист.
— А если он всё же свистит, Луи? — встрял тот, что
стоял справа.
— Ему же хуже, — бросил Гравашоль. — Мы не
полиция и не учёные, нам не абсолютная истина нужна, а совсем другое… Он
уставился на Бестужева со спокойной, холодной яростью. — А нужно мне вот
что, господин щеголь… Чтобы вы, не теряя времени, испарились из Вены, как
призрак после петушиного крика, и навсегда забыли о телеспектроскопе.
Телеспектроскоп мне нужен самому, ясно? Чихать мне на причуды вашего дядюшки,
очередного набитого украденным у пролетариата золотом клопа-аристократа…
— Но…
— Я что, непонятно объясняю? — процедил Гравашоль
с такой улыбочкой, от которой у более впечатлительного человека могли бы и
ледяные мурашки пробежать по спине. — Или вы плохо представляете, с чем
связались? Объяснить вам, сколько буржуазных свиней я уже отправил этими руками
на тот свет? А если ещё учесть, что вы принадлежите к классу, который, я
полагаю, следует полностью истребить с лица земли… Короче, аристократ! Ты
отсюда унесёшь ноги целым и невредимым исключительно потому, что мне лень
лишний раз пачкать руки о такое ничтожество, как ты. Но если не уберешься из
Вены немедленно… Клянусь теми благородными идеалами, за которые я сражаюсь:
твой труп с перерезанной глоткой выловят сетями рыбаки где-нибудь пониже по
течению Дуная. ещё один безымянный покойничек с вывернутыми карманами,
несомненная жертва грабителей… Уяснил? Что тебе дороже, прихоти твоего
свихнувшегося дядюшки или твоя собственная жизнь?
— Ну, если вы так ставите вопрос… — кротко
произнёс Бестужев. — Пожалуй что, жизнь.
— А он не дурак! — захохотал тот, что стоял
справа.
— Похоже, — величественно кивнул Гравашоль. —
Будем надеяться, что и со здравым смыслом у него обстоит неплохо. Ну, ты понял,
аристократический отпрыск? Либо ты немедленно смоешься из Вены, либо плыть тебе
по Дунаю, куда волны понесут… В компании рыб и раков, решивших малость
подкрепиться… Ну? Язык проглотил?
— Я, конечно, уеду… — промямлил Бестужев с
надлежащим испугом на лице. — Как только будет подходящий поезд… Поверьте,
господа, я и не собираюсь… Коли уж так стоит вопрос… Я не намерен рисковать
жизнью ради дядюшкиных причуд, ради этого дурацкого аппарата…
— Я наводил справки, — сказал Гравашоль. —
Завтра в половине одиннадцатого утра уходит подходящий поезд на Мюнхен, до
Парижа ваша милость на нём доберётся почти без пересадок, а дальше будет совсем
просто. Билетов, я уточнял, достаточно. За этим поездом мы проследим. Если тебя
не будет на перроне, если ты в него не сядешь… Дальше объяснять?
— Не нужно, — угрюмо сказал Бестужев.
— Вот и прекрасно. — Он многозначительно, с
расстановкой потряс указательным пальцем под носом Бестужева. — Начнешь
вилять, я тебя самолично прикончу без малейших угрызений совести… Смотри у
меня, франтик, я и так-то терпеть не могу англичан, а уж если британская
титулованная скотина вроде тебя посмеет встать у меня на пути… Пошли, ребята!
На тихий свист Гравашоля из задней комнатки показался
четвёртый, и вся компания двинулась к выходу — не спеша, вразвалочку,
подмигивая и ухмыляясь Бестужеву. Шагавший последним Гравашоль остановился в
дверях, погрозил пальцем. Звякнул колокольчик — и они исчезли. Слышно было, как
на улице заработал мотор автомобиля, тут же отъехавшего. Гравашоль, похоже, и в
Вене оставался верен своим привычкам пользоваться самыми быстроходными
средствами передвижения, какие только может предоставить нынешний век
прогресса. «Не хватает только, чтобы эта публика стала пользоваться
аэропланами, — подумал Бестужев зло. — А ведь когда-нибудь и до этого,
чего доброго, дойдет…»
Из комнатки показалась хозяйка, перепуганная несказанно.
Завидев Бестужева, всплеснула руками:
— Вы живы, майн герр! Эти злодеи вам ничего не сделали?
— Да нет, — сказал Бестужев. — Вы, насколько
я понимаю, тоже невредимы?
— Ужасные субъекты… Это были преступники? Вас ограбили?
— Нет, — сказал Бестужев. — Это анархисты. У
меня с ними… старые счёты. Долго объяснять.
— И вы не нашли другого места выяснять отношения с
подобными типами, кроме моего пансионата?!
— Я и не предполагал, фрау Бирке, столкнуться с ними
здесь, — сказал Бестужев.
— Анархисты? Пресвятая Дева! Да это похуже любого
грабителя!
— Совершенно с вами согласен, гнедиге фрау, —
сказал Бестужев серьёзно.
— Но они ушли совсем, надеюсь?
