Крупье торжественно провозгласил в полном соответствии с
правилами настоящих казино:
— Фет ву жу, мадам и месье! Рьен не в а плю!
И отработанным движением привел колесо в движение, запустил
шарик. Вновь напряжённая тишина, никто, казалось, и не дышит. Шарик
подпрыгивал, трещал и постукивал… Остановился наконец. Протянув через стол
лопаточку, крупье с бесстрастным лицом сгреб все до единой бестужевские монеты
— потому что Бестужев, как оказалось, пополнил ряды проигравших. К чему отнёсся
совершенно равнодушно.
— Делайте ваши ставки, дамы и господа!
Бестужев встал из-за стола и вернулся к графине, всё это
время наблюдавшей за ним с жадным любопытством.
— И это всё?
Бестужев пожал плечами:
— Сколько у меня с собой было, столько и проиграл. Не
ставить же булавку из галстука или часы…
— Бедненький! — с деланым сочувствием протянула
графиня, вновь выходя в тихий полутёмный коридор. — Проигрались в пух и
прах, мне, право, совестно…
Бестужев пожал плечами:
— Вздор… Деньги были небольшие… Зачем вы меня туда
привели?
— Хотите правду?
— Да, разумеется.
Графиня остановилась у высокого окна, повернулась к
Бестужеву, загадочно глядя в полумраке:
— Мне просто хотелось посмотреть, как вы поведёте себя
за рулеткой.
— И каковы впечатления?
— Любопытный вы человек, князь, — сказала
графиня. — У вас на лице не было и тени азарта, всё это вас нисколько не
занимало, вы словно выполнили некую повинность, будто билет предъявили
кондуктору…
— Я вас разочаровал?
— Ну что вы. Просто я полагала, что сибирский князь
должен быть человеком азартным…
— Я азартный человек, графиня, честное слово, —
сказал Бестужев. — Но, по моему глубокому убеждению, этот нехитрый
механизм ничего общего с азартом не имеет. Ну откуда там возьмётся азарт? Число
лунок давным-давно строго оговорено, как и красное-чёрное, чет-нечет… Это всего-навсего
случай. Слепой случай.
— А что же тогда для вас азарт?
— Приключения, опасности… одним словом, то, чей исход
зависит исключительно от человеческих усилий. Когда сам человек только и влияет
на ход событий.
— Ах вот как… Любите приключения?
— Что скрывать… — сказал Бестужев с полузабытой
уже лихостью чёрного гусара.
И подумал, что приключений в его жизни, если разобраться,
было исключительно мало. Вполне возможно, кому-то стороннему многое им
пережитое и могло показаться чистейшей воды приключениями, но для самого
Бестужева это были либо исполнение служебных обязанностей, либо непростые
жизненные ситуации, в которые лучше бы не попадать. Нет, не был он любителем
приключений, терпеть их не мог…
— Я тоже, — призналась графиня. — Пойдёмте?
Бестужев шёл за ней, не задавая вопросов. Лестница на
четвёртый этаж уже была совершенно тёмной, и он едва различал ступеньки под
ногами — но каблучки графини цокали уверенно, словно она могла видеть во мраке.
Очередная анфилада, бледные пятна картин, странная, уродливая фигура справа…
Бестужев едва не шарахнулся, но глаза успели привыкнуть к полумраку, и он
сообразил, что видит полный рыцарский доспех.
Графиня внезапно остановилась, повернулась к нему:
— У вас богатое воображение?
— Не знаю, могу ли похвастать…
Она придвинулась, насколько позволяло пышное платье,
понизила голос:
— Попробуйте представить, что никакого двадцатого века
нет. Турки как раз движутся к Вене… кстати, старое крыло дома построено года за
четыре до знаменитой битвы… но она ещё не произошла, польский король ещё не
спас Европу, и никто пока не знает, как повернутся дела…
[6]
—
Илона положила ему руку на плечо. — Попробуйте представить, что мы с вами там
и тогда… У вас получится…
Она замерла, загадочно посверкивая глазами. Понемногу
Бестужев стал погружаться в какое-то странное состояние: он, разумеется, не
верил, что можно этак вот, запросто, перенестись в прошлое — но в том-то и
дело, что здесь, сейчас совершенно ничего не осталось от двадцатого века: не
доносилось ни одного звука, присущего исключительно этому прогрессивному и
многообещающему столетию, старинная мебель и картины были почти что
современниками битвы под Веной, а рыцарские доспехи и вовсе старше её на
несколько веков, перед ним стояла молодая женщина, чей пышный наряд ко дню
славной битвы уже давным-давно вышел из моды, и его не носили даже старухи…
Если поддаться полету фантазии, поневоле начинает казаться…
Он вздрогнул, стряхивая наваждение. Графиня медленно убрала
руку. Она откровенно улыбалась:
— Прониклись? Вас начало уносить… Князь, вы не считаете
меня сумасшедшей?
— Господи, с чего бы вдруг? — искренне удивился
Бестужев.
— А вот некоторые считают, вполне искренне.
— Пренебрегите.
— Я так и делаю, — улыбнулась графиня. —
Конечно, я взбалмошная, не без чудачеств — но до сумасшествия мне ещё далеко…
Ну, может быть, когда-нибудь… Идемте.
Она уверенно направилась в глубину тёмного коридора.
Бестужев шёл следом, уже не пытаясь гадать, что она на сей раз выкинет.
Впрочем, он был искренен и сумасшедшей эту очаровательную чудачку не считал —
иначе пришлось бы зачислить в сумасшедшие и добрую дюжину лично ему знакомых
шантарских богатеев, развлекавшихся порой так звонко и замысловато, что красавице
Илоне, пожалуй, и в голову бы не пришло…
Она остановилась перед самой обычной, ничем на вид не
примечательной дверью — узорчатые панели, затейливая ручка — открыла её без
труда и властно повела рукой:
— Заходите.
Надо сказать, что Бестужев какой-то миг всё же колебался —
мало ли какой сюрприз могла устроить очередному гостю эта взбалмошная особа. Но
тут же устыдился собственных страхов: на дворе стоял двадцатый век, не имевший
ничего общего с иными авантюрными романами, так что там, внутри, не могло оказаться
ни голодного медведя на цепи, ни провала с острыми копьями на дне. Что за
вздор…
Он сделал несколько шагов и остановился. Сзади послышался
жесткий шелест старомодного платья, захлопнулась дверь — и в следующий миг
справа вспыхнула неяркая электрическая лампа, розовый стеклянный шар на стене.
Ровным счётом ничего экзотического и уж тем более опасного.
Обыкновенная дамская спальня, разве что роскошная, как и приличествует графине
старинного рода, явно далёкой от разорения.
— Триста лет назад, могу тебя заверить, нравы были
чертовски незамысловатые, — сказала графиня, улыбаясь с лукавым
вызовом. — Я перечитала массу старинных хроник, так что поверь уж на
слово?
