Предусмотрительности ради он быстренько попытался прикинуть,
в чём его можно обвинить с точки зрения законов Австро-Венгерской империи.
Шпионаж решительно отметаем: изобретение Штепанека властями отвергнуто… нет,
вообще-то остаётся ещё предосудительная связь с тем австрийским военным
чиновником, за скромные деньги распродающим архивные бумаги военного
министерства… но бумаг этих при Бестужеве давно нет… а его паспорт на имя
коммерсанта Краузе, собственно, подлинный, потому что не подпольными умельцами
смастерен, а державой выдан, а следовательно, ею же будет признан подлинным…
Вроде бы никаких претензий к Бестужеву у австрийской юстиции быть не может, ну
почти не может… Если секретная служба по каким-то своим мотивам возжелала
раздуть дело… скажем, какой-то чин, особыми успехами по службе не блещущий,
решил прогреметь в качестве борца с иностранным шпионажем… в любой стране такие
штукари сыщутся… Ну, будь что будет!
— Дела идут средне, любезный граф, — сказал он,
пытаясь держаться непринужденно. — Ни особенных достижений, ни провалов.
— Не побеседовать ли нам в машине? — предложил
Тарловски. — Чтобы иметь полные гарантии от посторонних ушей? — Он
тонко улыбнулся: — Не беспокойтесь, господин Бестужев, никто не собирается вас
арестовывать…
Говорил он правду или нет, другого выхода всё равно не
оставалось. Вслед за австрийцем Бестужев влез на заднее сиденье авто. Шофер и
ухом не повел, словно их обоих для него не существовало — чувствовалась
неплохая выучка.
— Изволите кружить в вихре светских
удовольствий? — осведомился Тарловски беспечным тоном салонной
болтовни. — Надеюсь, вы осмотрели замечательную машину очаровательной
графини Бачораи?
— Да, графиня удостоила меня этой чести, — сказал
Бестужев ему в тон.
— Я вижу, во время нынешнего вашего визита к нам вы
уделяете особенное внимание не людям, а механизмам…
У Бестужева не было никакой охоты затягивать этот словесный
лаун-теннис, и он, хотя и с надлежащей вежливостью, но подчеркивая деловитость
вопроса, осведомился:
— Чему обязан удовольствием видеть вас снова?
— Служба, разумеется, — сказал Тарловски тоже
совершенно другим тоном. — Согласитесь, происходящее меня прямо касается.
Целая группа офицеров сопредельной державы — причем отнюдь не интендантов или
кавалерийских ремонтеров — развернула в столице бурную деятельность…
Глупо и смешно было бы отпираться, изображая неразумное
дитятко. Бестужев сказал спокойно:
— Мне представляется, эта деятельность никоим образом не
направлена против интересов Австро-Венгрии…
— Пожалуй, — кивнул Тарловски. — И тем не
менее происходящее, как бы это поточнее выразиться… Ну, скажем, выходит за
рамки обыденного. Ваша погоня за аппаратом…
— За аппаратом, который никоим образом не интересует
власти вашей империи, — уточнил Бестужев.
— Да, бесспорно… И тем не менее. Вся эта суета вокруг
телеспектроскопа сопровождается эксцессами, на которые ни одна полиция мира не
станет смотреть спокойно. Чуть ли не в центре спокойной, мирной столицы начинается
револьверная пальба, взрывают бомбы… Вы прекрасно понимаете, что подобные
происшествия немедленно попадают в сводки, рапорты и доклады, уходящие на самый
верх…
— Лично я…
— Лично вас никто ни в чём подобном не обвиняет, —
серьёзно сказал Тарловски. — Лично вы не стреляли и не бросали бомб… но вы
же не станете отрицать, что замешаны во всем этом? Поставьте себя на мое место,
на место моих начальников… Ситуация близка к политическому скандалу. Давайте не
будем ходить вокруг да около, господин Бестужев. Я прекрасно понимаю, что вы
ничем не руководите и ничего не решаете… но мне как раз и поручено через вас
высказать неудовольствие действиями ваших… начальников. Мое начальство желает,
чтобы вы довели это до их сведения. Чтобы скандал в интересах обеих сторон
удалось погасить в зародыше.
— Но скандала, собственно, нет…
— Вы полагаете? — цепко глянул на него
австриец. — А не угодно ли ознакомиться вот с этим?
Он раскрыл лежавшую рядом с ним на кожаном сиденье папку,
достал фотографию небольшого формата, не наклеенную на паспорт, протянул
Бестужеву. Это был моментальный снимок, изображавший прилично одетого человека
в какой-то странной позе… и Бестужев очень быстро сообразил, в чём странность:
человек лежал на спине, на каком-то ковре, нелепо вывернув голову, — и он
был, несомненно, мёртв, горло перерезано от уха до уха, кровь тёмной лентой
протянулась по груди, поперек белоснежной манишки, испачкала рукав пиджака,
ковер…
— Не самое приятное зрелище, верно? — спросил
австриец. — Убитый пребывал в Вене, выдавая себя за представителя
бельгийской электротехнической фирмы. Не знаю, имеет ли он отношение к
электротехническим фирмам, но вот то, что его бельгийский паспорт подделан, мы
установили совершенно точно. Кто он на самом деле и откуда, пока что не представляется
возможным определить. Уточнить вам, что за аппарат он собирался приобрести и у
кого, или вы догадались сами?
— Пожалуй, догадался, — угрюмо сказал Бестужев.
— Ознакомьтесь со вторым снимком.
ещё один труп, но на сей раз на нём не заметно видимых ранений
— и лежит он не в помещении, а, судя по кустам какого-то здешнего бурьяна,
попавшему в объектив рваному башмаку и тому подобному мусору, поднят где-то на
пустыре — свалка, городская окраина…
— Убит выстрелом в спину в трущобах в восточном районе
города, — с бесстрастностью врача-прозектора продолжал Тарловски. —
На этот раз — никаких документов и вещей, способных помочь определить, откуда
он — но некоторые детали опять-таки указывают, что бедняга — иностранец. Что
любопытно, он тоже был замечен в попытках установить местонахождение
изобретателя по фамилии Штепанек… Как видите, полная правда ещё сложнее и
трагичнее, чем вам представляется. Изобретение вроде бы совершенно никчемное,
но вокруг него началась неприглядная возня: уличные перестрелки, бомбы, два
трупа… Вы понимаете, что можете оказаться на третьей фотографии? И мы не сможем
ничему воспрепятствовать: вы мастер своего дела и постоянно уходите из-под
наблюдения… Мне бы не хотелось однажды оказаться вызванным на осмотр вашего
трупа. Обстоятельства, при которых мы познакомились, вызывают к вам
определенную симпатию, мы с вами, строго говоря, коллеги по ремеслу… но то, что
происходит, многих тревожит. Вы не хуже меня знаете, как в таких случаях
протекают события. Они вплотную подошли к ситуации, когда кто-то облеченный
властью… большой властью, ударит кулаком по столу и потребует: «Пресечь!» И
придётся пресекать, приказ есть приказ…
— Я понимаю, — сказал Бестужев, не глядя на
собеседника.
С неожиданной мягкостью Тарловски сказал:
— Боюсь, вы не понимаете всего… Я уверен, что вы, как
офицер, дворянин, благородный человек, расскажете то, что от меня сейчас
услышите, лишь тем, кому это необходимо знать… Скандал, который вот-вот
разгорится, затрагивает самые высокие сферы. У нас есть силы, которые с превеликой
охотой раздуют самую настоящую истерику по поводу «резвящихся в Вене русских
военных агентов», чтобы использовать это против лиц, занимающих крайне высокое
положение. Лично мне этого категорически не хотелось бы, я слишком тесно
связан…
