Там, в окне, была небольшая комната, богато обставленный
будуар. Все вещи сохраняли свои натуральные, чистые цвета — золотистые
драпировки, обширная кровать, застланная постелью в палевых тонах,
тёмно-коричневые палисандровые кресла… И мужчина с женщиной выглядели
совершенно живыми — господин в синем сюртуке с внушительным рядочком фрачных
орденов и очаровательная молодая дама, блондинка в розовом платье.
Они стояли лицом к лицу и о чём-то говорили. Не доносилось
ни слова, но иллюзия окна была потрясающей: Бестужев, конечно же, понимал, что
видит изображение наподобие кинематографического, однако персонажи на экране
кинематографа были исключительно чёрно-белыми и двигались в дёрганом, убыстренном
ритме — а здесь ничего этого не было, парочка двигалась, разговаривала,
шевелилась именно что в нормальном ритме, отчего и казалось, будто смотришь в
окно. Нынешний кинематограф это зрелище превосходило несказанно: естественные
цвета и краски, естественный ритм движений… Бестужев ничего не слышал и не
видел вокруг, завороженный необычным зрелищем.
Те двое уже целовались, держа друг друга в объятиях —
самозабвенно, страстно, вели себя, как и подобает в такой ситуации любовникам,
не подозревающим, что их кто-то видит, — ладони осанистого господина
действовали против всех правил приличия, он уже сбросил визитку прямо на пол,
молодая дама, отступив к постели, сияя затуманенным взором и недвусмысленной
улыбкой, стала снимать платье…
Драгун громко прокомментировал зрелище с исконно драгунской
вольностью, и ему ответил общий гогот.
— Вот такие дела, князь, — громко шептал на ухо
Бестужеву барон Моренгейм. — Наш милейший граф Берти — образец примерного
семьянина и высокоморального резонера, а очаровательная Элиза — вернейшая
супруга, воплощённая невинность. Они у меня попросили на пару часов
предоставить в их распоряжение флигель, поскольку им, изволите ли видеть, нужно
провести важный и тайный разговор о затруднительном положении, в котором
оказался в результате неосмотрительной игры на бирже один наш общий знакомый и
дальний родственник… Я, разумеется, пошёл им навстречу, мне не жалко…
— Положеньице, ага! — смачно крякнул драгун.
Бестужев был человеком взрослым, отнюдь не ханжеского образа
мыслей и, будучи одиноким, порой отдавал должное радостям жизни. Однако
наблюдать это вот так, в немаленькой компании пьяных гуляк, громко отпускавших
сальные комментарии… У него даже кончики ушей запылали. Подобное зрелище для
него оказалось чересчур уж шокирующим сюрпризом — но для разгулявшейся
компании, конечно же, было не в новинку, они веселились вовсю, хохоча и
обмениваясь мнениями.
Ничего не попишешь — Бестужев старательно делал вид, что
всецело поглощен зрелищем и оно его развлекает точно так же, как и остальных.
Любовники, уже совершенно нагие, обосновались на пышных покрывалах, не
собираясь прикрываться, они-то полагали, как и любой на их месте, что надёжно
укрыты от посторонних глаз… И вели себя совершенно непринужденно — мягко
говоря…
— Прелестно! — воскликнул Фери. — Кто бы мог
подумать, что наша скромница Эльзи и это умеет! Интересно, кто кого научил?
Гогот стоял непрестанный. Бестужев покосился на Штепанека —
тот по-прежнему стоял в наполеоновской позе, скрестив руки на груди, не шевелясь.
Сейчас, когда он думал, что никто на него не смотрит, лицо изобретателя
прямо-таки полыхало презрением к собравшимся — а в глубине души, как человек
незаурядного ума, изобретатель непременно должен был презирать и себя за то,
что скатился до такого вот положения… «Я сыграю на этом, обязательно
сыграю, — трезво, отстраненно подумал Бестужев, в то же самое время, чтобы
не выпадать из общей картины, гнусненько ухмылявшийся и прямо-таки
гоготавший. — Его можно брать голыми руками, то, что я ему предложу, будет
выглядеть сказкой…»
— О, даже так?! Браво, браво, Эльзи!
— Проказница…
— Ну, теперь мы точно знаем, Фери, что можно и
оказаться на месте Берти. Какова монашенка!
— Что же он вытворяет с бедной красоткой, развратник!
Она, точно, покрикивает, Альберт, ручаюсь! Да что там, орет!
— Да уж. В жизни не поверю, что законный супруг
способен её так изобретательно и темпераментно охаживать, у него-то она
наверняка бревном лежит…
— Кто попытает счастья первым, господа?
— А мы потом бросим жребий. Это будет справедливо.
— Да, конечно, всё должно быть по справедливости…
Бестужев, сохраняя на лице похотливую улыбочку, думал о
своём.
Действительно, это может оказаться полезнейшей для сыска
вещью. Достаточно представить, что в комнате, где собрались обсуждать очередной
террористический акт главари Боевой организации эсеров, потаенно установлен
объектив… Аппарат передает только изображение, разговоров не будет слышно… но
случались уже, и в России, и в практике европейских специальных служб, успешные
опыты по привлечению глухонемых. Глухонемой, наблюдая в бинокль за
находившимися от него на значительном отдалении людьми, на таком, что ни одно
самое чуткое ухо не уловило бы ни звука, превосходно читал разговор по губам.
Очень многие глухонемые этим искусством владеют в совершенстве. Да, это,
конечно, выход… А со временем, как знать, инженеры — да тот же Штепанек! —
изобретут какое-нибудь дополнительное приспособление, позволяющее слышать и
разговор… а то и фиксировать его так, как это сейчас делает фонограф… Да, вещь
полезнейшая… Вот только она может попасть в руки и ко всевозможным врагам
государства и общества… да что далеко ходить, Гравашоль! Ещё ни одну
техническую новинку, если она достаточно компактна, не удавалось уберечь от рук
злонамеренных элементов… если только они увидят в этом для себя пользу…
Потом его мысли приняли иное направление — и он покосился на
бесстрастно стоявшего Штепанека чуть ли не с ненавистью. Было от чего
испытывать ненависть, признаться!
Очень скоро в наш мир окажется выпущен очередной демон. И это
вовсе не мелодраматический оборот, господа мои, дело именно так и обстоит. Как
изволил учёно выразиться профессор Бахметов, многие технические новинки имеют
тенденцию к несомненной миниатюризации размеров. Первый пулемет был громоздким
сооружением, весом лишь самую малость уступавшим орудию — а иные современные
образцы в состоянии переносить один солдат. Первые фотоаппараты господ Ньепса и
Дагера размерами и массой походили на купеческие сундуки — а нынешние аппараты
тех моделей, что уже используются сыщиками, свободно переносятся в кармане
незаметно для окружающих. И примеров таких — множество.
И ещё одно немаловажное обстоятельство: ни одну техническую
новинку не удавалось долго держать в тайне, рано или поздно она
распространялась повсеместно, становясь достоянием любого частного лица,
способного за неё заплатить соответствующие деньги. Чисто военных изобретений
это не касается (хотя ими порой ухитряются нелегально завладеть лица, не
имеющие ни малейшего отношения к армии) — но такие вот изначально штатские,
если можно так выразиться, придумки…
