И капитан понял, потому не огрызнулся, сказал миролюбиво:
– Ты бы не светился, Трофим, присел на скамеечку. Среди своих ты – в законе, а среди моих – в розыске. Какой-нибудь ретивый опознает, стрелять начнет, нам шум ни к чему, да мент случайно и попасть может.
– За заботу поклон, капитан, – Клык хотел ответить ехидно, а получилось достаточно искренне. – Если знать, что полкаш заявится, так и сутки, и поболе ждать согласен, но я нутром чую, мы тут пустышку тянем.
– Всякое бывает, – капитан усмехнулся. – Как говорится, знал бы прикуп – жил бы в Сочи. Да, что за гриб у вас под боком устроился?
Сыщик снял пистолет с предохранителя. «Первым капитана, затем Клыка, пока молодые трехнутся, можно до гостиницы добежать. По городу не уйти, – решил он. – Закрыться в номере Юдина. Стрельба в центре города: вызовут прокуратуру, если не открою, прибудет ОМОН, возьмут, арестуют, в номере повесят, объяснят, мол, двинулся ваш полковник. А уж какие потом прибудут комиссии! Что Петр раскопает и докажет, и думать неинтересно».
Ноги у сыщика ослабли, во рту пересохло, он знал, стоит лишь начать действовать, все встанет на свои места, начнут работать рефлексы.
– Местный, я узнавал, – соврал Клык. – Дремлет, наверное, с голодухи доходит. Я решил его не гнать.
– Умный, потому и на свободе, – сказал капитан. – Ты с этим делом, – он щелкнул по стакану, – осторожнее.
– Не сомневайся, капитан, – Клык был явно собой доволен, хотя ребята и знали, что он старика не проверял, но лапшу навесил ловко – старшой, он и есть старшой.
Капитан зашагал к гостинице, Клык подмигнул парням, которые довольно улыбались, а самый младший и разговорчивый даже светился от восторга. Сыщик понимал, что Клык сейчас подойдет, заговорит, возможно, ударит. Если так, завалюсь на бок, левой прикрою голову, начну бессвязно причитать. Сыщик ошибся. Уголовник подошел, сел рядом, сказал миролюбиво:
– Здорово, отец. Как жизнь, на хлеб хватает?
Гуров попался на простейший трюк, следовало откинуться на спинку скамейки, тогда бы уголовник промахнулся, но сыщик поверил, что последует разговор, не двинулся, Клык быстро провел ладонью по лицу «старика», скинул очки, твердо взял за подбородок, посмотрел в глаза. И наступил момент истины. Теперь сыщик опередил уголовника, уперся пистолетом в бок и зашептал:
– Убью сразу! Сиди! – и продолжал громко и прерывисто: – Я старый человек! Не надо, прошу!
Уголовники находились за спиной Клыка, видеть пистолет и лицо сгорбленного «старика» не могли, да и не приглядывались, открывали вторую бутылку, готовили закуску, занимались делом.
– Ты убийца и в розыске, убью мгновенно, – шептал сыщик и громко продолжал: – Такой здоровый и на старика! – Гуров поднял голову, уперся равнодушным взглядом в мечущиеся глаза уголовника. – Ты меня знаешь, Клык? Один жест, слово – подавишься собственным языком. Твоих щенков я перестреляю мигом. А уж как я отсюда уйду, тебе будет совсем не интересно.
– Брось рыдать, отец, я пошутил, – громко сказал Клык, хотел отклониться, но сыщик левой рукой обнял его за плечи, прижал к себе.
– Прикажи уйти, скажи, что догонишь! Ну? – Гуров вдавил ствол пистолета под ребро уголовника.
– Братва, закрывай обед, топайте, – начал неуверенно Клык, затем голос его окреп. – Отец тут интересные вещи толкует, послушаю и догоню.
– Тебе налили, старшой! – радостно сообщил молодой и разговорчивый.
Пистолет так давил, что Клык еле сдерживал стон, рука сыщика сковывала плечи. Стрелять он без крайности не будет, решил уголовник, отведет меня за угол, выдаст рукояткой по лбу и уйдет, надо вытерпеть.
– Слушай, сука! Тебе сказано! – сорвался Клык. – Чтобы через секунду духу вашего не было.
– Не пыли, Клык, – сказал уголовник, до этого не произнесший ни слова. – Видать, ты старика вербуешь, но, окромя песка, из него ничего, не посыпется.
Когда уголовники собрали манатки и ушли, сыщик разомкнул объятия, отобрал у Клыка нож и пистолет, нацепил пенсне и спросил:
– Значит, я тебя на допросах бил, и ты со мной посчитаешься? Кажется, момент самый подходящий!
Клык оправился, перевел дух и ответил:
– Сейчас банкуешь ты, будет и мой черед. Ты человек совестливый, значит, слабый, ножом зарезать не можешь, а стрелять тебе не с руки. Да в безоружного ты и стрельнуть-то не способен, одно слово – интеллигент. Куда пойдем? – Он ощерился, дыхнул перегаром.
– Ты прав, но у меня есть и другие недостатки, – сыщик так же, как недавно Клык, взял соседа за подбородок, поднял ему голову, посмотрел в глаза. – Полагаю, о моих недостатках слышал?
– Ну, – Клык хотел отстраниться, но сыщик буравил пистолетом бок, взгляда не опускал. – Чего надо? Слышал. Кто тебя, волкодава, не знает! Но и на тебя пуля найдется.
Клык не был трусом, умирать не хотел, но огрызнулся, сыщик хотел сломать волю уголовника.
– Пуля дура, отыщется и моя, – согласился Гуров. – Но сейчас она где-то заблудилась, а твоя, парень, здесь, – и надавил пистолетом сильнее. – Чувствуешь? Отвечай!
– Больно же, сука!
– Будет значительно больнее, пуля в животе – очень больно! Ты это знаешь? Отвечай!
Человек с детства знает, что он умрет обязательно, иногда думает о смерти, а через секунду забывает. Когда человек о своей смерти говорит вслух, и не болтает, а говорит серьезно, то реальнее представляет неизбежность смерти. Сыщик требовал ответа, пытаясь раздавить волю уголовника, подчинить, сделать его полностью управляемым.
– Знаю, что больно, не дурак, – прохрипел с присвистом Клык.
– Вставай, – Гуров вновь обхватил Клыка за плечи. – Я старый больной человек, ты помогаешь мне, идем не торопясь, пуля уже прилипла к твоему животу. Ты знаешь, что твоя смерть на кончике твоего языка.
* * *
Юдин вернулся из аэропорта, поселил своего знакомого в гостинице, заплатил за него, дал несколько тысяч на карманные расходы; велел из номера не выходить и прошел в свой люкс. «Вот я и стал оперативником, – думал Юдин, развалившись в кресле, – полковник заставил меня работать. К нему никто не прилетел, значит у Гурова произошла осечка, и его могут здесь убить. А сегодня от Гурова до Юдина – только руку протяни. Я порвал с Корпорацией, респектабельный и небедный человек, так чего мне нужно, куда я лезу? Не обманывайся, Борис Андреевич, ты не лезешь, уже увяз по горло. Собрать вещички, сесть в машину и умчаться к чертовой матери. Но я пригласил сюда человека, раздавленного, нищего человека. Видимо, я сошел с ума, полковник околдовал, действует как наркотик, парализовал волю. Будь я проклят, если, выпутавшись из этой истории, хоть раз встречусь с проклятым сыщиком. Он ненормальный, псих, гладиатор, ну так я же вполне здравомыслящий человек».
Борис Андреевич Юдин себя переоценил, так как войдя в номер, дверь не запер. Сейчас она неожиданно распахнулась. В гостиную влетел незнакомый мужчина, не удержался на ногах, упал. Следом вошел высокий горбатый старик, запер дверь, взглянул на хозяина поверх пенсне.
