– А вы не боитесь?
– Почему же, я тоже человек. Но в силу своей должности более тренированный и менее уязвимый.
– Почему убийство? Почему все согласились с самоубийством, а вы нет?
– Я уже сказал, Имран Русланович: они видят, что им желательно, а я вижу, что произошло. Кстати, следователь прокуратуры разделяет мое мнение. Простите за повторы, но обращаю ваше внимание, мы со следователем имеем личное мнение, доказательства появятся лишь завтра.
– Какие доказательства? Как вы их получите? Насколько они будут убедительны?
– Думаю, вам завтра доложат, Имран Русланович.
– С удовольствием выслушаю этого докладчика, – ответил спикер.
Гуров взглянул на него с любопытством и подумал, что Гораев не понимает, чем для него лично может обернуться убийство начальника охраны. Конечно, на место Ильи Егорова найти человека не трудно. Но сам факт убийства доказывает, что преступник от своего замысла не отказался, главное, он имел и имеет возможность свободного прохода на территорию, в святая святых.
Спикер опустил уголки тонких, плотно сжатых губ, взгляд его метнулся, уперся на мгновение в лицо сыщика, с высот спустился на землю. Гуров молча кивнул, хотел сказать, мол, лучше поздно, чем никогда, промолчал.
– Что же мне теперь прикажете делать, как жить? – спросил спикер, стараясь придать голосу иронические нотки.
– Принять версию самоубийства, преступников мы не обманем, они не поверят, но журналистов успокоим. Оказался в личной охране психически неуравновешенный человек, печально, но ничего не поделаешь, – ответил Гуров. – Работайте, решайте свои проблемы, все как обычно.
Гораев перестал изображать роль высокого государственного деятеля, носовым платком вытер лицо, шумно высморкался:
– Я вроде как подсадная утка?
– Вы человек, попавший в беду, – сдерживая раздражение, ответил Гуров. – Остается решить еще один вопрос. Почему, когда печальная история вроде бы закончилась, сотрудник уголовного розыска не уезжает из вашего имения? Ответ: вас подобные мелочи не интересуют, любопытных просят обращаться к пресс-секретарю или кто у вас там имеется для переговоров с журналистами.
– Понимаю, – неуверенно произнес Гораев, так как давно разучился говорить правду. – Лев Иванович, как вы представляете, кто и с какой целью убивает вокруг меня людей? – В голосе спикера зазвучали простые человеческие нотки.
– Не знаю, Имран Русланович, – ответил Гуров. – Как это ни звучит пошло, но все тайное рано или поздно становится явным.
– Желательно раньше, если позже, то я, видимо, об этом не узнаю, – Гораев сумел улыбнуться. – А мне интересно, я ужасно любопытный.
Впервые сыщик взглянул на спикера с симпатией и искренне, что, кстати, Гурову в последние годы тоже было несвойственно, сказал:
– Пока я гадюшник, образовавшийся вокруг вас, не вычищу, я дело не брошу. Мы будем вынуждены время от времени беседовать. Давайте договоримся… – Гуров перехватил настороженный взгляд спикера, понял, что искренность в данном случае чувство инородное, запнулся и уже из упрямства продолжал: – Если вы хотите у меня что-либо узнать, приглашайте и задавайте вопрос. Мы сегодня около часа потратили на хождения по кругу. Имран Русланович, я знаю, что вы спикер парламента, только мне на это, извините, наплевать. Когда у человека чирей, человек просто снимает штаны и показывает врачу свою задницу, а не пудрит ему час мозги, объясняя, какую королевскую задницу сейчас врач увидит.
Лицо спикера порозовело, он скомкал носовой платок, вытер пот. Гуров, матерясь на свою несдержанность, встал.
– Спокойной ночи! – он кивнул и пошел к дверям.
– Вы хам! – выпалил ему вслед Гораев.
– Согласен, – бросил через плечо Гуров, – зато я умею вскрывать чирей, – и вышел.
…Как Гуров и ожидал, в парке прогуливался полковник Авдеев.
– Что происходит? – спросил он, подходя к Гурову.
– Жизнь, – ответил Гуров. – Ты где находился, когда это произошло?
– Меня уже допросили.
– Я только спрашиваю.
– Перекусывал, кофе пил, у меня чистое алиби, которое подтверждают три свидетеля. Такой ответ устраивает? – Авдеев смотрел вызывающе.
– Не кипятись, Николай, – миролюбиво сказал Гуров, взял Авдеева под руку, пошел по аллее. – Знаешь, стопроцентное алиби обычно имеют только преступники. Но тебя это не касается. Я знаю, ты не мог убить.
– Спасибо.
– Не за что, – Гуров подтолкнул Авдеева на скамью, сел сам, закурил. – Вот так, господин полковник, ходили втроем, остались лишь двое. Спрашивается, кто следующий? Ты или я?
– Ты несешь чушь. Ни ты, ни тем более я никому не мешаем.
– Илья, мне кажется, тоже не мешал, однако убили.
После паузы Авдеев сказал:
– Не хотел говорить, боялся, засмеешь. Самоубийство очевидное, а я не верю. Илья был честный парень, он не мог.
– А ты, Николай, честный? Ты постоянно врешь, и в малом и в большом, просто патология. Я понимаю, ты офицер, обязан выполнять приказы. У твоего начальства свои цели, ты лишь исполнитель, точнее – осведомитель. Ведь другого задания у тебя нет, верно? Ты обязан сообщать о всех событиях, разговорах, обо всем, что здесь услышишь, увидишь, не так ли? Николай, ты полковник, господин полковник, неужели тебе не стыдно?
– Стыдно? – переспросил Авдеев. – Я ничего плохого не делаю, – словно обиженный ребенок, оправдывался он и шмыгнул носом.
Гуров пытался превратить Авдеева в союзника, увидел, как он раскис, никуда не годится, довериться ему даже в малом – сплошное безумие.
– Тебе лучше отсюда уматывать, Николай. Симулируй болезнь, к примеру, приступ радикулита, ни один врач не разберет. – Гуров встал и зашагал по аллее к своей квартире.
Он набрал номер Орлова, коротко сообщил о происшедших событиях, своих выводах.
– Все? – недовольно спросил Орлов. – Мне уже звонили, предложили тебя отозвать. Но раз ты считаешь, что завтра во второй половине дня у тебя будут доказательства, то ты большой и умный, действуй по своему усмотрению, свяжись с Петровкой, Крячко ждет твоего звонка.
– Спокойной ночи, Петр. – Гуров разъединился, набрал номер Крячко, услышав ответ, шутливо доложил: – Здравия желаю, господин подполковник, я здесь и весь внимание.
– Вольно, – буркнул Крячко. – Я хотел бы вас увидеть, Лев Иванович.
– Ваше желание – закон. – Гуров взглянул на часы. – Через сорок минут на двадцать третьем километре.
Гуров, хотя и осматривал свой «жигуленок» ежедневно, пересел в машину Крячко.
– Выкладывай, не церемонься, Станислав, мы с тобой сыщики, а не придворные… – Гуров выругался.
– Впервые слышу, Лев Иванович, полагал, ты и слов таких не знаешь, – усмехнулся Крячко, потер небритую щеку. – Видимо, на мое начальство давят, они недовольны…
