Из приемной раздались голоса, дверь распахнулась, и в кабинет вошел заместитель министра. Орлов встал, Гуров слез с подоконника.
– Приветствую! – фальшиво воскликнул генерал-лейтенант. – Орлы-сыщики держат совет. Петр Николаевич, и вы, полковник, – он кивнул Гранину, – пойдете со мной, министр ждет.
Гэбист рванулся, в дверях столкнулся с двумя молодыми парнями в пятнистых комбинезонах, с автоматами на плече. Орлов бросил быстрый взгляд на Гурова и сказал:
– Товарищ заместитель министра…
– Идем, идем, у министра все объяснишь. Надеюсь, не возражаешь, если мои парни обождут здесь, – перебил заместитель и подтолкнул Орлова к дверям.
Двери закрылись, пятнистые парни встали по бокам, походили на киношных эсэсовцев – выставленные подбородки, бессмысленный взгляд, тяжелые ладони на висящих на груди автоматах.
Гуров занял кресло Орлова, снял телефонную трубку, но она мертво молчала.
– Господин полковник, – усмехнулся Крячко, – что-то интересное вы рассказывали об Одессе и Херсоне.
– Не разговаривать! – охранник ухитрился отдать команду, почти не разжимая губ.
– Пошел бы ты к… матери! – Крячко двинулся на ствол автомата. – Сейчас железку отыму и набью морду!
– Оставь, Станислав, – устало произнес Гуров. – Кто же воюет с оловянными солдатиками? – Он опустил руку в карман, достал сигареты, огладил «беретту». – Обесточить парней дело нехитрое, только идти нам некуда.
– Сынки, вы присядьте, мы вас не тронем, – сказал Светлов грустно, подошел к столу, вытащил из пачки сигарету. – Дай-ка засмолю, лет тридцать не курил.
Глаза охранников ожили, в них появился страх. Сильные, прекрасно тренированные парни неожиданно поняли, что уже немолодые штатские абсолютно не боятся, а стрелять, даже в потолок, в стенах министерства, конечно, нельзя.
– Сынок, ты не дрейфь, сказал – не тронем, значит, не тронем. – Светлов прикурил и закашлялся. – Лева, жизнь – штука страшно интересная. Утром жена ругалась, что я на пенсию никак не соберусь. Я и пообедать не успел – вопрос решился положительно.
– Василий Иванович, у тебя, знаю, дачка, а сколько соток? – спросил Крячко, занимая место Гурова у подоконника.
– Десять, – ответил Светлов, жадно затягиваясь, – я цветы буду выращивать, у нас и сейчас есть, но только для души, теперь развернемся со старухой, начнем торговать. – Он раздавил сигарету, глянул на Гурова и сказал: – Господин полковник, ты свой аппарат выключи, перегорит к чертовой матери, а тебе еще жить и жить.
– Ты прав, комендант, – Гуров потер лицо. – Темно, выключатель нащупать не могу.
Вскоре вернулся Орлов, охранники облегченно вздохнули и ушли. Гуров хозяйское место не освободил, кивнул на кресло для гостей:
– Присядь, Петр Николаевич, передохни.
– Весна на исходе, лето наваливается, – Орлов плюхнулся в кресло, вытянул коротковатые ноги. – Не люблю жару. Лева, ты отпуск где проведешь?
– К родителям в деревню под Херсон подамся, – безучастно ответил Гуров.
Крячко хохотнул, Светлов его поддержал, Гуров запоздало понял, как смешно упоминание о Херсоне, и присоединился к приятелям. Оперативники смеялись, Орлов смотрел недоуменно и ничего не понимал.
– Что вы, ненормальные, ржете? – возмутился генерал. – Преступника у нас из рук забрали, от дела отстранили, а вы заливаетесь!
– Петр Николаевич, дорогой наш начальник и друг! – Гуров вышел из-за стола, предложил Орлову занять свое законное место. – Встречаются ситуации, когда – или плакать, или смеяться. Плакать мы, к великому сожалению, разучились, так что извини. – И развел руками.
Полковнику Гурову, подполковникам Крячко и Светлову объявили благодарность, предложили работу по делу прекратить, вернуться к исполнению своих непосредственных обязанностей. Капитана Вакурова, павшего от бандитской пули, похоронили скромно, ведь оперативник не Белый дом защищал.
Генералом Орловым неожиданно заинтересовались врачи, уложили в госпиталь на обследование. Он из отдельной палаты немедленно сбежал, заявив, что уволится сам, а койка нужна больным и раненым.
Два дня пресса и телевидение оповещали россиян о ликвидации сотрудниками службы безопасности при содействии сотрудников МВД особо опасной группы террористов. Два террориста, некто Бланк и Клас, инородцы, были убиты в завязавшейся перестрелке. Любопытным журналистам взглянуть на трупы не разрешили, объяснив, что сейчас время собирать камни, не разбрасывать и люди жаждут покоя, а не сенсаций.
Но Гуров трупы увидел. Как он и ожидал, агенты были убиты выстрелами в затылок. На изящного даже после смерти Эрика Класа Гуров посмотрел равнодушно, лишь обругал себя, что слишком поздно, и заплатив жизнью Бориса, сумел разгадать сущность самого близкого к спикеру человека. Вспомнил, что с первой встречи воспринял Класа настороженно, подумал о двойном дне, отложил проверку и опоздал.
Профессора, Бланка, сыщик разглядывал долго, сожалел не о смерти человека, а о том, что не удалось захватить живым и поговорить.
Полковник Гуров никогда не интересовался политикой. Сейчас вообще перестал смотреть телевизор и просматривать газеты. Он не знал, что министра безопасности и госсекретаря отправили в отставку, а что Сабурин и Бесковитый вновь размежевались, последний опять начал грозить пальчиком, вещать о великом предназначении русского человека и восстановлении великой державы СССР в прежних границах.
Спикер парламента одобрительно отозвался о работе службы безопасности и правительства в целом, выразил надежду, что кадровые перемены приведут к стабилизации во взаимоотношениях двух ветвей власти и свидетельствуют, что президент все-таки прислушивается к голосу народа и его избранников. Спикер обратил внимание на блестящую операцию по ликвидации группы террористов, проведенную сотрудниками службы безопасности и положившую конец серии убийств, которые дестабилизировали обстановку в обществе, вели к смуте, анархии и беспределу.
Сыщик ничего этого не знал, написал на имя генерала Орлова куцый и лживый рапорт, взял больничный, занялся уборкой квартиры и только тогда хватился чемодана, который остался в резиденции спикера.
Дверь караулки открылась, вышел начальник охраны, поставил у «Жигулей» чемодан Гурова. Они вновь, как и два дня назад, посмотрели друг другу в глаза.
– Извини, Лев Иванович, – тихо сказал гэбист. – Извини.
– Понимаю, – Гуров забросил чемодан на заднее сиденье. – Рад, что не ошибся в тебе.
Охранник не ответил, стоял потупившись. Он был все такой же холеный и элегантный, но осунувшийся, словно пришибленный.
– Понимаю, – повторил Гуров и уехал.
Лишь привычка доводить начатое дело до конца вынудила Гурова заказать пропуск и приехать в Белый дом. Через некоторое время сыщик увидел Бесковитого, который выбрался из зала заседаний, чтобы отдышаться. Гуров быстро подошел, извинился, напомнил, как брал автограф, объяснил, что авторучка – подарок жены. После схватки у микрофона Бесковитый соображал плохо, достал из кармана несколько авторучек, сыщик забрал свою и уступил место какому-то бойкому парню.
