Сегодня такой собственностью никого не удивишь, скорее вызовешь лишь насмешку, но десять лет назад времена и размах были иными.
Мать относилась к деятельности сына насмешливо, даже презрительно, подшучивая, что Борис пошел в Деда по ее, материнской, линии, стал накопителем. Она работала в МИДе переводчиком, сопровождала делегации, отдаляясь все дальше не только от своих деревенских корней, но и от России и постепенно становясь иностранкой. Отцу Бориса катил шестой десяток, человек с ужасом думал о пенсии и смотрел на сына с надеждой и благоговением.
Перестройка еще не началась, но деловые люди, которых еще вчера считали уголовниками, начали поднимать головы, даже всплывать на поверхность. Характер Бориса Гая к этому времени уже полностью сформировался. Образованный, что более важно, умный и спокойный, он выделялся среди сверстников солидной неторопливостью и рассудительностью. Он не стремился немедленно оторвать кусок пожирнее, за что пользовался уважением не только людей деловых, но и матерых партаппаратчиков, которые чувствовали приближение времени нового, неожиданного, нервничали, не могли найти себе места.
Умер последний из могикан – Андропов, вскоре на трон поднялся Горбачев, началась перестройка, которая кончилась тем, чем кончилась. На трон России в окружении опричников поднялся царь Борис.
Нас же интересует судьба одного человека, а именно Бориса Петровича Гая, которому в наступившем году стукнуло сорок. Пять лет он лавировал между навалившимися “новыми русскими”, меняющимися министрами и удерживавшимися на плаву партаппаратчиками. Несмотря на свое чутье, Борис не знал, к какому берегу пристать, жизнь и ситуации менялись слишком быстро. Партия рассыпалась, даже незыблемый КГБ раскололся, создались группировки, враждовавшие между собой. Опыт подсказывал Борису: главное, ни от кого не зависеть безраздельно. Нельзя, особенно сегодня, складывать все яйца в одну корзинку. Он не завидовал приятелям, а точнее, знакомым, ставшим в короткий срок миллионерами. Россия всегда была державой с сильной централизованной властью и всемогущим полицейским аппаратом. Куда бы нас ни бросало, рассуждал он, как бы ни заносило, но в конце концов мы встанем на якорь. И тогда миллионы конфискуют, хозяев посадят либо разметают по всему свету. Борис имел возможность присосаться к нефтепроводу, но не повезло, подельники поторопились, многим пришлось уехать, их место заняли люди незнакомые. Но он успел сделать несколько крупных глотков, открыл счет в далеком банке и решил временно о нем забыть. Были люди, которые его хорошо знали, с мнением Бориса Гая считались и периодически обращались за советом. Тут выяснилось, что он способен помочь не только советом, но и участвовать в переговорах сторон и, в отличие от арбитража, быстро находить решение, устраивающее спорящие, а то и враждующие стороны. Гай нашел себе “крышу” в виде международного концерна, где числился рядовым адвокатом. Подавляющее большинство сотрудников не обращало на Бориса Гая внимания, не принимало чиновника всерьез, что его вполне устраивало. Комиссионные он получал из рук в руки, налогов не платил, жил спокойно. Об истинной роли Гая знали лишь председатель и еще один член правления. Однажды случилось непредвиденное: надежный партнер концерна задолжал несколько миллионов долларов и оказался на грани банкротства. Гая пригласили в главный кабинет и разъяснили ситуацию, задав совершенно новый вопрос: “Что делать?” Борис ответить не мог, попросил два дня на раздумья и поехал к должнику в загородную резиденцию.
Переговоры продолжались больше суток с небольшими перерывами на сон и еду. И соломоново решение было найдено. В любой цивилизованной стране такая махинация была бы разоблачена мгновенно, в России она прошла спокойно. Правда, закончилась для одной из сторон трагически, но виной тому был случай, который и поднял авторитет Бориса Гая на огромную высоту. Задумано мошенничество было безумно просто. Чем проще и масштабнее в России мошенничество, тем оно успешнее. Вспомните рекламу “МММ”, убедитесь сами.
Концерн, которому грозило банкротство, перечислял всю наличность на счета хозяев Бориса Гая, естественно не забывая его самого. После чего должник обращается в Центробанк с просьбой о крупном займе. Получив отказ, объявляет о своей несостоятельности. Миллионы мелких вкладчиков остаются без штанов, а, когда банкротство юридически оформляется, добычу делят.
Все развивалось по сценарию, когда в одно ненастное утро председателя-банкира взорвали в его собственной машине. И что следует отметить особо, взрывом и последующим пожаром была уничтожена вся документация о сделке между двумя концернами. И кто из людей, посвященных в операцию, поверит, что Борис Гай в происшедшем не виноват и вообще не имеет к взрыву никакого отношения? Никто не поверит, и правильно сделает. Самое смешное, если над смертью одного человека и горем других можно смеяться, что Борис Петрович Гай киллеров не нанимал и о происшедшем узнал из газет.
Руки Бориса Гая были чисты, с совестью он всегда жил в мире, а уж в данном случае тем более. На работу он не вышел, решил выждать, сказался больным. Через день позвонил хозяин, да не соединился через секретаря, набрал номер лично.
– Как здоровье, дорогой Борис Петрович? – осведомился он вежливо, но Гай почувствовал в голосе шефа напряжение.
“Шеф уверен, что партнера замочили по моему указанию”, – понял Гай и, выдержав паузу, ответил:
– Врачи говорят, что гипертонический криз, а я так просто хреново себя чувствую, слабость. Скоро оклемаюсь.
– Ты слышал, какое несчастье произошло?
– В “МК” прочитал. Ужас. Сегодня финансист, словно минер, может ошибиться только раз. Шеф, вы бы подъехали ко мне вечерком, есть о чем поговорить. Мать за бугром, отец на даче, я один.
Председатель молчал, он ждал чего-то подобного, однако прямое предложение приехать было слишком нахальным.
– Не поймите меня превратно, – вкрадчиво произнес Гай, – поговорить нам необходимо. Если мы засядем в вашем кабинете, начнутся ненужные разговоры. Мы можем вместе пойти куда-нибудь пообедать, но если нас увидят, а Москва ведь большая деревня, примут за заговорщиков. Когда начальник посещает заболевшего сотрудника...
– Да-да, конечно, – перебил шеф. – Часиков в семь. Вы ведь живете на Бульварном кольце?
Гай продиктовал адрес. Готовясь принимать высокого гостя, Борис вытер пыль в гостиной, достал сервиз, привезенный матерью из-за рубежа, приготовил отменный ужин и почувствовал прилив сил. Почему-то вспомнился Жорж Дюруа Мопассана. Казалось бы, между ним, Борисом Гаем, и красавцем авантюристом не было ничего общего. Он попытался вспомнить имя патрона литературного героя, не вспомнил и переключился на предстоящий разговор. Тщеславие и жажда власти, присущие Гаю последние годы, таившиеся в глубине души, рвались наружу, но он твердо знал, что необходимо их обуздать.
Шеф, человек пунктуальный, приехал ровно в семь, сдержанно поздоровался, осмотрел квартиру, сказал:
– Было время, строили на века, правильно сделали, что не переехали в новостройку. Отец еще служит или уже на отдыхе?
– Консультант в одной фирме по торговле недвижимостью. – Борис проводил гостя в ванную вымыть руки, пригласил к столу.
