– Так если б Настя не разбудила, я бы еще часа четыре придавил, – признался Николай.
– Ты всегда правду говоришь? – спросил Мефодий.
– Если другому человеку не во вред, так говорю, – сказал Николай.
Мефодий был явно недоволен. Екатерина за его спиной перекрестилась, вздохнула.
– Так что мне с тобой делать прикажешь? – Мефодий толкнул Николаю чашку чая, расплескал половину. – Катерина, ты праведников в доме видела?
– Переночевал – пусть идет, – глухо ответила женщина.
– Дура баба. Куда идет? Ему дорога только обратно в зону. – Мефодий потер небритые щеки, поморщился. – Почему небритого к столу пустила? А малый босой, неумытый. У нас хата или барак? Ты хозяйка или подавальщица?
– Официантка, – подсказал Николай.
– Тебя спрашивали? – Мефодий сверкнул глазами.
Николай молча поднялся, сел на скамью, обулся, снял с крючка свою куртку, сказал:
– Спасибо за ночлег, пистолет следует отдать, у меня другого нет.
Мефодий облокотился на стол, подпер ладонью голову, посмотрел задумчиво, вздохнул и жалостливо произнес:
– Ну, спрашивается, мне такое нужно?
– Тебе нужно, Коню не в масть, пусть уходит, – решительно заявила Катерина. – Он еще молодой, у него вся жизнь впереди.
– Кончай базар! – Мефодий шарахнул кулаком по столу. – Баба, молчи! А ты, сявка, исповедуйся!
– Меня Николаем зовут, я к тебе в гости не напрашивался. Отдай пушку, я пошел.
«ТТ» брякнулся на стол, одновременно в здоровом кулаке Мефодия образовался «наган».
– Ты пацанов пугай, авторитет, – спокойно сказал Николай, забирая свой «ТТ» и поворачиваясь к хозяину спиной. – Деньги за харчи и самогон, как обустроюсь, занесу.
Ударил выстрел, пуля впилась в дверной косяк. Николай обернулся, сунул пистолет в карман, презрительно бросил:
– Ты, Сапсан, еще и стрелять не умеешь.
Мефодий швырнул «наган» в спину упрямого парня, попал в плечо. Катерина, от которой трудно было ожидать такой прыти, кинулась к Николаю, крепко обняла его, усадила на стул.
– Поешь, дурень, и не выкаблучивайся в доме, тут разных видали, не удивишь.
Не зная почему, Николай взял вилку, размял картошку, подцепил кусок сельди, аккуратно обобрал кости, съел с аппетитом, запил чаем.
– Биография у меня нехитрая. Из дома ушел после восьмого, устроили меня в Суворовское, там кантовался, экзаменов не сдавал, но аттестат мне почему-то выдали. Неродной отец у меня большой «бугор». Армию отслужил нормально, всего два раза в карцере побывал. Забыл, год с малолетками сидел, между училищем и армией. Судимость с меня сняли, потому и в армию взяли. После армии в институт пошел, на жратву подворовывал по мелочи, участковый знал, но не трогал, воспитывал меня. Институт бросил. Так год за годом и шел. Потом кореша дамочку в парке грабанули, а я женщин обижать не могу – стоял в стороне. Подъехала «канарейка», кореша брызнули, я дамочке сумку подал, меня в железо – и в околоток, и два года за соучастие. Полтора отсидел, по амнистии вышел.
– В зоне кем был? – спросил Мефодий.
– Мужиком, но у параши не спал, – ответил Николай. – Два года кантуюсь, не хочу в Москву ехать, матушке кланяться, а жилья нет, паспорта, прописки не дают.
– Не ври, пошел бы на завод, дали бы паспорт, прописали бы в общежитии, – сказал Мефодий.
– На завод не хочу – корячиться за копейки подсобником. Не по мне.
– Откуда пистолет? – спросил Мефодий.
– Неделю назад в другом городе меня какие-то пацаны в парке прихватили, я только в палатке бутылку водки взял…
– Украл!
– Я сказал «взял». Кража – это тайное хищение, а я зашел в палатку и на глазах у хозяина Абрека взял бутылку, два «Сникерса» и ушел. Тут эта шушера и подкатила, один пистолетиком в рыло тыкал. Честно сказать, я думал, что газовый. Ну, я руку ему подвернул, пистолет забрал, другому в лоб ногой двинул, они и разбежались. Так и живу. Баба одна меня своим дружкам в компанию прочила. Посидел я с ними вечером, послушал их разговор – тоска. Водка, телки, тачки. Я понимаю, что не о театрах же им говорить, но ведь деньги тоже с умом надо взять. А так, как говорится, одна извилина, и та тухлая. И трезвыми не бывают, и в компании у них кто громче говорит, тот главный, словно менты и агентуры не имеют. Словом, Мефодий, не годится мне такое, два дня пьянки – и верная тюрьма. Честно скажу, некоторым зона в кайф, а мне так поперек. Я нынче на дело пойду, но только на свое и со своими, никак иначе. Я не фраер, Мефодий. Мне много не надо. Извини, если обижу, меня воры в законе тоже не устраивают. Я не против картошки с селедкой, только не каждый же день. И костюм хочу нормальный иметь, и машину неворованную, и собственный дом, и девчонку свою, а не общую – я человек чистоплотный. Если кому платить требуется, я не возражаю, но по совести.
Чем дальше говорил Николай, тем с большим интересом смотрел на него Мефодий, в конце даже улыбаться начал, так, смеясь, и спросил:
– А ты случаем не коммуняка?
– Я, как и они, случаем вор. Только они чужими руками воруют, а я хочу своими, – ответил Николай.
– Ты хочешь в сильную группировку, – уверенно сказал Мефодий.
– Нет, я желаю создать собственную группировку, и чтобы каждого человека я знал, отвечал за него, а он за меня под пули пошел, – убежденно проговорил Николай.
– Я историю плохо знаю, но в двадцатых годах вроде бы существовали Щорс, Котовский, Чапаев, – сказал Мефодий.
– Мне политика и такой размах ни к чему, те времена канули в Лету, хочу мобильную организованную группу бандитов, людей современных, образованных, по возможности честных. – Понимая, что хочет чего-то недостижимого, Николай улыбнулся.
– Человека расстрелять в упор можешь? – прищурился Мефодий.
– За дело смогу, – ответил Николай.
– А дело, не дело, единолично решать будешь?
– Единолично.
– Смешно, но чего бы мне на старости лет и не попробовать? Двух подходящих пацанов сегодня могу дать. Я у тебя буду вроде комиссара. Но вопрос с ворами и с ментами. Я тебе советую по свежим людям. Ты со мной советуешься по переделу территории. Ежели мы не срабатываемся – расходимся мирно, без стрельбы в спину.
Почти через три года у Николая Тишина были уже более тридцати стволов и непререкаемый авторитет в Котуни. Параллельно существовала и группировка Кастро, имевшего более пятидесяти стволов. Но благодаря признанному вору в законе Сапсану, его умению вести переговоры со всеми – с ворами, авторитетами ментами, – войн между группировками практически не было, отдельные стычки гасились в зародыше. И личный авторитет Николая Тишина был выше губернаторского, начальников МВД и ФСБ, даже соседа Кастро и сравним мог быть только с авторитетом Льва Ильича Бунича. И лишь у несчастных жителей растоптанного города не было ни авторитета, ни защиты от бандитов.
