– У вас мама жива? – спросила Ольга.
– Ты хочешь, чтобы я поклялся жизнью своей матери? – воскликнул Гуров. – Ну, нет! Это, девочка, не пройдет! А вот своей жизнью, пожалуйста! Так вот! Чтоб я сдох, если причиню этим людям хоть какие-нибудь неприятности!
Дети переглянулись, и Ольга осторожно и медленно начала, тщательно подбирая слова:
– Когда Диму увезли в полицию, я с братьями после уроков туда побежала, чтобы узнать, что случилось. И мы слышали, как Сафонов на него орал и грязно ругался, как ему угрожал, а потом велел отвести в КПЗ…
– Что?! – заорал, вскакивая, Илья. Гуров тоже вскочил, уже прикидывая, как и куда ему бросаться, чтобы остановить разгневанного отца, приговаривая:
– Спокойно! Илья! Спокойно! С Сафоновым разберется Стрелков! И поверь, что тому мало не покажется! Сафонов его очень сильно подставил, и Геннадий Архипович ему этого так просто не спустит! И я ему верю!
Хозяин прорычал в ответ что-то невразумительно-угрожающее, и Гуров, опрометчиво решив, что самое страшное уже позади, снова обратился к девочке:
– Что было дальше, Оля?
– Мы там на стульях сидели и Диму ждали. А потом тот полковник, что на Диму орал – я его по голосу узнала, – нас выгнал, сказал, что нечего здесь рассиживаться, что мы с братом теперь не скоро встретимся. Мы вышли и возле двери стояли, замерзли, но все равно ждали. А потом меня один дяденька тихонько из-за угла позвал. Я к нему и пошла.
– И ты не испугалась? – удивился Гуров. – А вдруг он хотел тебе какое-то зло причинить?
– Нет, – покачала головой она. – У него глаза добрые. Он мне сказал, что жизнь Димы в опасности и…
Ох, зря она это сказала! Взревев раненым буйволом, Илья вскочил и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы вдруг в дверях не появилась Настя. Она подошла к мужу, который мгновенно стал кротким, как ягненок, мягким движением руки усадила его обратно на стул, сама села рядом, прижалась щекой к его плечу и ласково сказала:
– Илюша! Но ведь все хорошо закончилось. Чего же теперь бушевать?
– Настя! Да я, как подумаю… Как представлю себе!.. Господи! Да за что же нам все это? – простонал он.
– Ничего, Илюшенька! И не такое переживали! – успокаивала его она. – Все хорошо будет! Мы вместе, дети рядом! Что еще нужно человеку для счастья?
Батюшкин ничего ей не ответил, а, обняв за плечи, прижал к себе. Взмокший, как мышь под метлой, Гуров, уже до чертиков уставший от бурного и буйного нрава Ильи, который проявлялся хоть и редко, но метко, тоскливо попросил девочку:
– Оля! Пожалуйста, выбирай выражения! А то в следующий раз твой папа может меня просто в окно выкинуть! С него станется!
– Да нет! Теперь уже можно, – со знанием дела ответила она – наверное, по опыту знала, что при жене Илья бушевать не будет, и продолжила: – В общем, он сказал, что нам, всем четверым, нужно срочно вернуться домой. Я к тому времени и сама уже поняла, что нам лучше к папе с мамой вернуться, только как? Тогда он попросил меня набрать папин номер и сам с ним поговорил. А потом он мне сказал, чтобы я с братьями быстро вернулась в интернат и незаметно собрала только самые необходимые вещи, и мы втроем в назначенное время должны будем выйти на улицу, где в условленном месте он будет ждать нас в машине. Мы так и сделали.
– А какая была машина? – словно невзначай спросил Лев.
– Я в них не разбираюсь, – ответила девочка, строго посмотрев на него.
– Все понял, больше не буду, – пообещал Гуров. – И что дальше?
– Он нас отвез в какой-то переулок и там оставил, а сам ушел, только попросил без крайней необходимости из машины не выходить.
– То есть он вас не запер? – уточнил Лев.
– Я же говорю, что нет, – досадуя на его непонимание, сказала Оля. – Мы там сидели и ждали, когда он Диму приведет. Он нам чай с бутербродами дал на тот случай, если мы есть захотим, но мы не ели, потому что поужинали, а вот Димка голодный будет, и мы ему оставили. А потом он Димку привел, и мы поехали.
– Долго ехали и куда? – не удержался Гуров.
– Не помню, – поджав губы, уже сердито ответила Оля. – А когда приехали, увидели, что там вертолет стоит. Мы в него сели, а там еще один дяденька был, но мы его не видели, а только слышали. Ну, мы полетели, а потом тут приземлились. И первый дяденька нас выпустил и велел домой идти. Он нас даже немного проводил, а потом остановился и сказал, что проследит, чтобы мы нормально дошли. А потом мы папу увидели и к нему побежали. Вот и все!
– Оленька! А эти два дяди между собой ведь обязательно разговаривали и как-то друг друга называли. Хотя бы их имена ты мне назвать можешь? – осторожно спросил Гуров. – Вспомни, я же тебе поклялся, что ничего плохого им не сделаю!
Она долго думала, молча, взглядами советовалась с братом, а потом они, видимо, решились, потому что Дима очень серьезно сказал:
– Смотрите! Вы обещали!
– Только это не имена были, а клички, – добавила девочка. – Одного звали Булчут, а второго – Шурган. Ну, Булчут – это охотник по-якутски, а вот что такое Шурган, я не знаю.
– Да и мне это ни о чем не говорит, – честно признался Гуров и попросил: – А расскажите мне подробнее, что эти негодяи в интернате вытворяли?
Решив, что скрывать им больше нечего, дети на два голоса начали рассказывать, и чем дальше слушал их Гуров, тем больше свирепел, потому что это были уже не подростки, а настоящие отморозки. Когда дети замолчали, он сказал:
– Спасибо вам огромное, дети, еще раз! – а потом обратился к их матери: – Анастасия Михайловна! Вы вещи уже собрали?
– Нищему собраться – только подпоясаться, – грустно усмехнулась она.
– Ну, тогда пошли! – предложил, поднимаясь, Гуров.
– Сейчас, только здесь приберусь, – сказала Настя.
Чтобы не мешать ей, Илья с Гуровым вышли из дома, причем хозяин по пути взял висевшую в сенях на стене шлейку. Во дворе к Батюшкину тут же бросилась собака и, встав на задние лапы, оперлась передними ему на ногу.
– Найда! Найдушка! – гладил ее Илья, а ее хвост колечком в это время вилял так, что даже ветер поднялся. – Сейчас мы с тобой шлейку оденем и пойдем гулять.
Ветер тут же превратился в ураган, потому что какая же собака не обрадуется, услышав заветное слово «гулять»?
– Неужели даже ей опасно одной за ворота выходить? – удивился Лев.
– Да, прежнюю-то у нас отравили, – объяснил Илья.
«Ну, погоди, Матвей! – гневно подумал Гуров. – Я с тобой по душам так побеседую, что ты у меня до конца жизни этот разговор запомнишь! А из Сашки душу вытрясу, но новую работу он мне для Батюшкина найдет! И я даже знаю какую! И сюда эта семья вернется только за вещами! Это же уму непостижимо, сколько им, причем совершенно незаслуженно, горя причинили. Другие на их месте в петлю бы полезли, а вот они все выдержали. Ничего! Я из кожи вон вылезу, но этой семье помогу! Они заслужили лучшую долю!»
