– Ну, в конце концов, терминологические различия тут не
играют никакой роли… Главное, вы ведь чувствуете?
– Да, – сказал Бестужев. – Вне всякого сомнения…
Он хотел вернуть фигурку, но незнакомец только крепче сжал
на ней его пальцы:
– Зло… Эманация зла… Нарастающего, крепнущего… Не так ли?
– О да, – сказал Бестужев надлежащим тоном. –
Безусловно…
Взирая на него, вне всяких сомнений, благожелательно, со
всем расположением, незнакомец забрал у него фигурку, бережно упрятал в
потайной карман черного сюртука и сказал уже другим тоном, насквозь деловым:
– Вы подтвердили мои первоначальные изыскания, молодой
человек. Никаких сомнений… Это несчастное судно обречено. Если не принять
надлежащих мер, Нью-Йорка мы не достигнем.
– Почему? – с искренним изумлением вопросил Бестужев.
Вежливо взявши под локоток, странный незнакомец неспешно
двинулся бок о бок с ним по палубе, негромко вещая:
– Вы же почувствовали растущую эманацию зла? Но вот о его
природе наверняка не догадываетесь, да и откуда вам… Вы еще молоды, простите
великодушно, и вряд ли далеко продвинулись по избранному пути…
В общем, он ничем не напоминал умалишенного, его речь лилась
плавно, неторопливо, в движениях не усматривалось свойственной умалишенным
суетливости. И все равно с таким следовало держать ухо востро: оккультист
как-никак, мало ли что…
– Я и не претендую на совершенство, – сказал Бестужев,
чтобы не затягивать паузу.
– Не обижайтесь, у вас еще все впереди, – ободряюще
похлопал его по локтю незнакомец. – Познание требует долгих лет… Позвольте
представиться: профессор Гербих из Гролендоргеймского университета. Это в
Баварии.
«Так, учтем, – молниеносно пронеслось в голове у
Бестужева. – За немца себя выдавать, похоже, не стоит… Мало ли что…»
– Очень приятно, господин профессор, – сказал
он. – Меня… меня зовут Михаил Иванов, я из Шантарска… Это в Сибири.
– Состоите при тамошнем университете? – осведомился
профессор.
– Видите ли… Университета там пока что нет.
– Чем же вы занимаетесь?
– Вульгарной прозой жизни, далекой от высокой науки, –
ответил Бестужев, не раздумывая. – Я торговец…
Он напрасно надеялся, что сей ученый муж, узнав о столь
прозаических занятиях собеседника, немедленно оставит его в покое. Профессор,
не выпуская его локтя, продолжал непринужденно:
– В конце концов, это не имеет никакого значения,
способность осязать тонкий мир не зависит от университетского диплома. Один из
лучших психометристов, какого я знал в Баварии, был простым извозчиком, даже не
особенно и грамотным… Гораздо ценнее то, что вы способны полной мерой ощущать
сопричастность к иному… Корабль обречен, молодой человек. Вы ведь почувствовали
вибрации зла, исходящие из трюма…
– А что там? – спросил Бестужев.
Он покорно шагал рядом с профессором, охваченный вялым
равнодушием: его миссия начинала казаться проваленной, он взвалил на себя
непосильную для одиночки ношу, окружающее порой представало навязчивым сонным
кошмаром. Среди гуляющих, которых становилось все больше, он не видел тех, кого
жаждал увидеть, – а вот странноватый молодой человек все так же маячил на
значительном отдалении, крайне бездарно осуществляя некое подобие слежки…
– В трюме находится египетская мумия, – сказал
профессор, чуть понизив голос. – Мумия проклятого всеми тогдашними богами
верховного жреца Ипувера, в своей дерзости попытавшегося проникнуть в секреты,
которых он был недостоин. Тамплиеры в свое время вывезли ее в Европу, наверняка
пытались использовать в своих ритуалах… Чем для них это кончилось, известно.
Мумия, если можно так выразиться, стала путешествовать по разным странам,
переходя к разным хозяевам, от алхимиков к откровенным авантюристам, от королей
к плебеям…
В нем не было ничего от умалишенного, наоборот, он говорил
рассудочно, убедительно, словно лекцию студентам читал, речь его лилась плавно.
Бестужев покорно внимал. Перед ним помаленьку разворачивалась многовековая
жуткая история проклятых ссохшихся останков, за долгие столетия проделавших
причудливый путь от Флоренции до Эдинбурга и от Мадрида до Кракова –
напоминавшая, если нанести ее на карту, причудливые каракули ребенка. И
повсюду, по горячим уверениям профессора, опрометчивые владельцы мумии, не
догадавшиеся вовремя ее избыть, подвергались страшным несчастьям. Среди них встречалась
масса известных имен, знакомых по гимназическому учебнику истории – казалось,
профессор именно его и листал в свое время, без колебаний подверстывая к своей
истории всех мало-мальски заметных персонажей былых времен. Получалось, что и
Ричард Львиное Сердце погиб из-за того, что вовремя не сбыл мумию с рук, и
Валленштейн («Всем ведь известны его оккультные занятия, коллега Михаил!»)
из-за нее был убит своими офицерами, и даже Наполеон, выяснилось, возвратил
мумию из Египта во время своего знаменитого похода (как именно она туда
вернулась, профессор не уточнял), за что и поплатился вскоре…
Повествование было увлекательное, что греха таить, логически
безупречное, ладно скроенное и крепко сшитое – вот только Бестужев,
относившийся к оккультным практикам с откровенной насмешкой, всерьез
сомневался, что она опирается на реальную действительность прошедших столетий.
Его собеседнику следовало бы писать мистические романы наподобие госпожи
Крыжановской-Рочестер – нет никаких сомнений, что они имели бы успех у определенного
рода публики…
– Господин Мозес Брайтинг, американский «бакалейный король»,
купил ее во Франции и теперь везет домой, – сказал профессор. – О,
теософия и вся предшествующая история попыток с ее помощью овладеть секретами потаенного
тут ни при чем. Этот субъект бесконечно далек и от науки, и от стремления
постичь тайны потустороннего. Он, по его собственному выражению, всего-навсего
скупает «интересненькие курьезы». Услышал про мумию и решил, что она пополнит
его хаотическое нагромождение всевозможных диковинок и редкостей. А меж тем
подошел срок. Я не буду вдаваться в подробности, они сейчас несущественны…
Главное, Ипувер слишком долго пребывал в бездействии, в нем накопилась
нешуточная эманация злобы и ненависти, которая вот-вот вывернется наружу… и
это, боюсь, произойдет здесь, в океане, еще до нашего прибытия в Нью-Йорк…
Корабль обречен, мы все здесь, – он широким жестом обвел просторную палубу
с чинно гулявшими пассажирами, – обречены, времени нет… Я пытался
поговорить с этим спесивым болваном, объяснить ему исходящую от мумии
опасность, но он рассмеялся мне в лицо и форменным образом выставил за дверь…
Самодовольная, тупая скотина, которая всех нас погубит.
– Печально, – сказал Бестужев приличия ради.
– Не то слово! Остается последнее средство: мы должны
отправиться к капитану и убедить его вышвырнуть ящик в море. Это еще не поздно
сделать… Я намерен незамедлительно отправиться на мостик, вы должны мне
сопутствовать – вдвоем мы сумеем объяснить опасность… Что вы остановились?
