«Жаль, что в истории я не продвинулся дальше гимназического
курса, – подумал Бестужев. – Будь я каким-нибудь приват-доцентом,
наверняка знал бы позабытые всеми остальными подробности из жизни бедной
принцессы, ставшей жертвой революционной черни. И непременно задал бы вопросы,
на этом знании основанные – чтобы корректно и непреклонно посадить мага в
галошу…»
Маг заговорил – другим, чужим голосом, гораздо более похожим
на приятное женское контральто:
– В достижении успеха кроются и печали, дорогие мои… Я вижу
среди вас офицера, он отмечен наградами и удостоится не раз новых… но далеко не
все они принесут радость, как и чины…
Несмотря на полумрак, нарушавшийся лишь тусклым сиянием
ароматической свечи, Бестужев видел, как на самодовольной усатой физиономии
самозваного «полковника» промелькнуло искреннее удивление, с которым он на миг
не смог совладать. Ну, разумеется, никаким офицером он не был и наград
наверняка не имел отроду, если не считать таковыми судейские вердикты. А
Бестужева он, как и остальные, искренне полагал насквозь цивильным экземпляром…
Но позвольте… Ведь именно к Бестужеву произнесенное относилось в полной мере!
Не все из его наград принесли радость, да и чины… Не мог же маг каким-то чудом
узнать его подлинную сущность, биографию, прошлое? Решительно невозможно!
Следовательно, какое-то дикое совпадение, нельзя же верить всерьез…
«Полковник» нарушил тишину – как и предписывалось в начале,
тихим, откровенно удивленным голосом:
– Как же награды могут приносить вовсе не радость, а…
У Бестужева осталось полное впечатление, что в двух шагах от
него раздался серебристый женский смешок. И вновь женский голос из уст мага:
– Вы скорее все узнаете, бравый господин… До встречи…
Треугольник замер.
– Принцесса нас покинула, – сказал маг своим обычным
голосом. – Такое случается часто, духи порой не расположены к долгой
беседе… Давайте сосредоточимся, дамы и господа, я чую явственно исходящее от
кого-то из вас недоверие и убедительно прошу его отринуть… Не воздвигайте
преграду на пути дружественно настроенных собеседников…
Едва слышное скрипение – это треугольник вновь ожил, он,
выражаясь морским языком, то дергался вправо-влево на пару-тройку румбов, то
вращался, замирая, целя острием на очередную букву…
Маг возгласил ликующе:
– Дамы и господа, нас удостоил общением великий Наполеон
Бонапарт!
«Сеанс у нас получается с этаким французским прононсом» –
подумал Бестужев, настраивая себя на самый легкомысленный лад, чтобы отрешиться
от серьезных раздумий насчет произнесенной певучим женским голосом реплики,
имевшей к нему самое прямое отношение. Взаправду нет и не может быть таких
вещей, это все шарлатанство, чревовещательство вкупе с шулерской ловкостью
пальцев, беспардонный обман…
Маг заговорил мужским голосом, но опять-таки чужим, он
бросал короткие, рубленые фразы, чуть коверкая французский на незнакомый манер,
слова звучали высокомерно, насмешливо:
– Многое может измениться, но не тяга к роскоши. Мало просто
путешествовать с удобствами. Нужно еще непременно потащить и в море дворцовую
роскошь. Как будто это помогало в тяжелый миг. В пустыне золото бесполезно, вы
не купите ни глотка воды, ни кусочка хлеба…
– Но, простите, сир… – буквально пролепетала леди Холдершот
с несвойственной ей робостью. – Так уж принято… Так устроен мир…
– Вот именно, – насмешливо отчеканил высокомерный
голос. – Мир устроен, как устроен – небо и черная вода… Вам еще не
холодно, дорогие? В самом деле, не холодно?
Короткий смешок – словно сухую палочку переломили с хрустом.
Своим обычным голосом маг с величайшим пиететом вопросил:
– Сир, не ответите ли на вопросы собравшихся здесь?
Снова неприятный смешок:
– А почему бы и нет? Вы меня развлекаете. Вы так напыщенны и
уверены в себе… Что вас интересует? Сдается мне, кое-кому хотелось бы знать,
получит он или нет крест Почетного легиона…
«Да что же это такое? – в растерянности подумал
Бестужев. – Снова обо мне? Я вовсе не жажду этой французской регалии, но
раз или два с некоторым интересом и в самом деле думал, еще на суше: чем все
кончится в случае успеха? Расщедрятся ли наши французские союзнички на
обещанные за поимку Гравашоля кресты зеленой эмали?»
Маг осторожно заметил:
– Мы не вполне понимаем вас, сир… Речь, надо полагать, идет
о господине полковнике?
Послышался короткий, лающий смех:
– Думайте, милейший, как вам угодно, я ничего не навязываю.
Честно сказать, меня не интересуют полковники. Слишком много их я создал и
слишком много лишил чинов…
– Буду ли я счастлива? – послышался тихий женский
голос, не уверенный, звеневший от напряжения.
Бестужев даже не сразу и понял, что этот голос принадлежал
Затворнице. Покосился направо, добросовестно стараясь не отнимать пальца от
мизинцев соседей справа и слева. Провинциальная перезревшая дева подалась
вперед, ее рот приоткрылся, на лице читались робость и надежда.
Короткий хохоток:
– Ну, разумеется, милочка! Человек, познавший истину, может
с полным на то правом именовать себя счастливцем, ха-ха…
Воцарилось тягостное молчание. Должно быть, у каждого
имелись вопросы к неистовому корсиканцу, но, как сплошь и рядом случается в
подобной ситуации, все вылетело из головы…
Бестужев не сразу и понял, что это он сам говорил:
– Ваше величество… Будет ли в ближайшем времени большая
европейская война? Наподобие ваших… кампаний?
– Успокойтесь, – ответил насмешливый голос. – От
подобного Европа будет избавлена еще лет сто. Чтобы повторить мои кампании,
нужна и личность должного полета. А с таковыми в нынешней Европе, простите
великодушно, бедновато… Или я не прав?
Бестужев готов был признать правоту своего собеседника – все
равно, о подлинном духе императора идет речь, или мастерских усилиях опытного
чревовещателя. Для большой европейской войны, втянувшей бы в свой
разрушительный круговорот все или большинство европейских стран, необходима и
личность полета Бонапарта – злой гений, исполненный решимости играть
государствами, как пешками, приводить в движение огромные армии. Меж тем, если
присмотреться вдумчиво, среди европейских монархов и государственных деятелей
что-то не усматривается такой персоны. Кайзер Вильгельм вроде бы не прочь
примерить на себя серый походный сюртук «маленького капрала» – но вряд ли и под
силу в одиночку погрузить Европу в грохот настоящей большой войны, по размаху
не уступающей наполеоновским…
– А вот скажите… – неуверенно начал вдруг
«полковник». – Это правда, то, что говорят насчет монеты, в которой таится
чек на пять миллионов франков?
Раздался трескучий хохот:
