– Беда с этими бакалейщиками… И мысли у них куцые…
– Но, ваше величество… – вмешалась, правда, с должным
почтением, воспитанница леди Холдершот. – Это и в самом деле очень
интересно, мы еще в школе спорили, была ли такая монета, или все сочинили…
– Вы всерьез полагаете, милая девушка, что вам имеет смысл
над этим думать? – отозвался насмешливый голос, выговаривавший французские
слова с тем же своеобразным акцентом. – Какая глупость, право!
– А о чем же думать? – тихо произнесла девушка.
– Лодки, моя крошка, лодки! – послышался ответ. –
Иногда ценней всего не золото, а лодки. Которых невозможно обрести за все
золото мира. Все же нынче с вами ужасно скучно…
Послышался скрежет, треск – Бестужев успел заметить, что
деревянный треугольник словно бы собственной волей взвился в воздух, вылетел из
круга отливавших матовой белизной букв, чиркнул по столу, едва слышно, полетел
на пол и успокоился где-то там, глухо стукнув. Пламя свечи отчаянно колыхнулось
и погасло. Все оказались в совершеннейшем мраке – но Бестужев отчего-то
продолжал прижимать мизинцы к пальцам соседей, да и они не шелохнулись.
Неизвестно, сколько продолжалось всеобщее оцепенение.
Наконец раздался голос мага:
– Боюсь, дамы и господа, это все на сегодня. Нам
недвусмысленно дали понять, что разговор прерван, и бессмысленно пытаться его
продолжать… Что ж, так нередко случается…
Слышно было, как он отодвигает кресло, встает, направляется
к окну и шумно раздвигает тяжелые портьеры. В салон хлынул дневной свет, тогда
только люди зашевелились, убрали руки со стола, еще какое-то время сидели в
совершеннейшем молчании.
– Ну что же, Джонни? – спросила леди Холдершот. –
Надеюсь, вы прониклись?
– Все как-то слишком быстро кончилось… – сказал Бестужев.
– Считайте, что вам повезло. Порой можно провести за столом
гораздо больше времени, но так и не удостоиться хотя бы словечка с той стороны.
– О да… – поддакнула воспитанница. – Как в тот вечер у
кузины Рейчел…
– Его величество, такое впечатление, был не в духе, –
натянуто улыбаясь, сказал «полковник».
– Что поделать, – совершенно обыденно, словно речь шла
о некоем реальном знакомом, сказала миледи. – Император никогда не
отличался кротким нравом, я помню случай, когда он сыпал одними проклятьями,
так и не сказав хоть одной осмысленной фразы, а сегодня по крайней мере мы
удостоились самой настоящей беседы…
– Достаточно туманной, – сказал Бестужев.
– Гости сплошь и рядом предпочитают именно так
изъясняться, – наставительно сказал маг, выглядевший довольным и
радостным. – Скрупулезная точность – качество, присущее лишь нашему
грубому миру, а тонкий живет по иным правилам… Пойдемте, дамы и господа? Боюсь,
сегодня нам ничего более не достигнуть…
В коридоре Бестужев приотстал, поравнялся с «полковником» и
с неподдельным любопытством поинтересовался:
– А о какой монете шла речь?
– Вы не слышали? – удивился «полковник». – Это
очень известная история. В свое время Бонапарт выпустил монеты нового образцы и
чекана, серебряные франки. Уж не знаю почему, но существовала опасность, что в
народе они будут расходиться плохо. И было объявлено, что внутри одной из них
мастерски спрятан документ, предъявителю коего Французский банк выплатит пять
миллионов золотом.
– И народ не бросился тут же разламывать эти монеты? –
усмехнулся Бестужев.
– О, это-то было предусмотрено… Деньги должны были быть
выплачены по прошествии длительного периода, а не сразу – император наверняка
задавался тем же вопросом, что и вы сейчас, неплохо зная психологию людей…
Однако… Прошло столько лет, монеты исключены из обращения, очень давно их
принялись со всеми предосторожностями ломать… Но документ так и не объявился.
Пять миллионов франков золотом…
На его лице появилась невольная улыбка, исполненная алчного
блаженства – или блаженной алчности, взгляд мечтательно устремился в потолок.
«Хорошо тебя припечатали, неважно кто, пусть и не зная твоей подлинной
сути, – ухмыльнулся про себя Бестужев. – Бакалейщик…»
– Знаете, что самое забавное? – спросил он. – Даже
если монета с чеком внутри и существовала, ее сто раз могли потерять по
неосторожности, и она сейчас покоится где-нибудь в земле, в Испании, или в
болоте, в России, или под полом где-нибудь в Баварии…
– Это-то самое печальное, – серьезно ответил
«полковник».
Глава 8
Торжество добродетели
Поначалу Бестужев не обращал особенного внимания на
окружающих, здесь, в роскошном коридоре, опасаться нападения конкурентов не
стоило, да и не прошел еще отведенный ему срок. Однако сработали
профессиональные привычки, и он неким подсознательным чутьем отметил: слежка…
Вот только слежка оказалась какая-то неуклюжая и нескладная,
в общем, и не заслуживавшая столь серьезного именования. На некотором
расстоянии от него двигался тот самый молодой человек, крайне бездарно
изображая, будто направляется куда-то по своим надобностям и Бестужевым не
интересуется вовсе… У Бестужева возникло сильнейшее желание на него цыкнуть,
как на приставучую муху или расшалившегося котенка…
Он справился с этим вполне уместным побуждением, дошел до
своей каюты и отпер дверь. Вошел безбоязненно, но все же готовый к
неожиданностям – проныра-адвокат мог решить, что выделенные его нанимателями
денежки выгоднее прикарманить, а соперника попросту отправить головой в
иллюминатор. Знаем мы этих судейских, они везде одинаковы…
Незапертая им дверь распахнулась, чувствительно стукнув
Бестужева по плечу, и в каюту ворвался вышеозначенный молодой человек,
захлопнул тщательно за собой дверь и уставился на Бестужева в приступе этакой
забавной решимости и с напускной бравадой. Видно было, что чувствует он себя
страшно неуверенно, но пытается выглядеть грозно.
Бестужев лишь отступил на шаг, глядя с любопытством. На
серьезного противника юнец не походил нисколечко, даже интересно было выяснить
наконец, что понадобилось этому занятному преследователю. С американскими
бандитами мы уже сталкивались, с духом Бонапартия беседовали, о злокозненной
египетской мумии наслышаны… что на сей раз?
– Простите, чем могу служить? – спокойно спросил
Бестужев. – Что вам угодно?
Молодой человек выпалил:
– Мне угодно, чтобы вы, прохвосты, отказались от своих
грязных замыслов! Иначе… Иначе… Я не шучу с вами!
Его рука нырнула под пиджак – и в следующий миг появилась на
свет божий, отягощенная револьвером британской армии «Веблей», каковой он навел
на Бестужева старательно и неумело. Обращался он с оружием примерно так, как
преклонных лет и самого благонравного поведения монахиня с бутылкой
шампанского, доведись ей держать в руках столь непривычный и богомерзкий
предмет.
