– Черт возьми, – едва выговорил Бестужев севшим
голосом. – Вы что же, хотите сказать… Все время, пока мы плывем, где-то
глубоко у нас под ногами…
Инспектор с печальным видом медленно, размеренно покивал
головой, словно китайский болванчик:
– Именно так, сэр. Все это время уголь горит. О нет, ничего жуткого
– всего лишь один из бункеров, там приняты какие-то меры… Капитан считает, мы
вполне успеем добраться до суши, прежде чем события примут угрожающий характер.
В порту будет не так уж трудно все это погасить. Потому-то корабль и движется
на максимальной скорости…
– Да? Я не заметил…
– Потому что вы вряд ли в этом разбираетесь, сэр. Я,
впрочем, тоже не сообразил бы, если бы мне не растолковали. «Титаник» выжимает
предельную скорость – хотя в этих местах как раз рекомендуется сбросить ход,
потому что у берегов Ньюфаундленда попадаются айсберги… Мы успеваем, вполне,
так заверяет капитан… Но у механика, должно быть, нервы не выдержали… Это
бывает…
– Черт знает что, вот сюрпризы… – сказал Бестужев, испытывая
чересчур сложные ощущения, чтобы разобраться в них с ходу. – Вы что же, этим
хотели прижать Исмея? Но каким образом? Боюсь, в случае чего доступ к радиотелеграфу
закроют не только вам, но и мне, если я вздумаю воспользоваться вашими
сведениями…
– Ну, я же и говорю: здесь все бесполезно…
– Черт знает что… – повторил Бестужев. – В каюте
первого класса этак запросто, словно коробка с сигарами, лежит бомба, в трюме
горит уголь… Приятное путешествие на самом лучшем в мире и самом непотопляемом
корабле.
– Я уверен, мы успеем добраться до Нью-Йорка, сэр. Ну, а в
крайнем случае, шлюпок на всех хватит, мы как-никак не посреди океана, движение
судов достаточно оживленное.
Бестужев встряхнул головой. Он все-таки никак не мог
смириться с неприятными новостями. Исполинский красавец корабль и в самом деле
представлялся неуязвимым плавучим городом, с которым ничего не может случиться.
– В общем, ничего невозможно сделать, – уныло заключил
инспектор. – Я о Кавальканти. Он преспокойно доплывет со своим саквояжем
до Нью-Йорка, а уж в гавани… Не верю я, что он везет бомбу в Америку кому-то в
подарок – никак нельзя сказать, что там этого добра нехватка, в Америке куча
анархистов, которые и сами давно научились мастерить какие угодно бомбы… И
ничего нельзя сделать…
– Так-таки и ничего? – спросил Бестужев, улыбаясь
несколько хищно. – Вы уже опустили руки, инспектор? Зря…
– Вы так уверены, что вам удастся убедить капитана или мистера
Исмея?
– Я и не собираюсь к ним обращаться, – сказал
Бестужев. – К чему, собственно? Если можно действовать на свой страх и
риск?
– Вы о чем?
Бестужев сказал медленно:
– Когда я допросил каналью стюарда, выжал из него все, что
он знал, мне пришло в голову… Короче говоря, я на всякий случай забрал у него
служебный ключ. Универсальный ключ, который подходит ко всем замкам кают
первого класса. Он заявит начальству, что ухитрился где-то его потерять,
получит нешуточный выговор… и новый ключ из корабельных запасов. И, я уверен,
будет молчать. Допускаю, что он с перепугу признается Кавальканти, что я его
расшифровал… но вот корабельному начальству, ручаюсь, ни словечка не пискнет. Я
к нему применил, быть может, не вполне юридически законные, но действенные средства
убеждения. Короче говоря, у меня в кармане лежит ключ, которым вмиг можно
отпереть каюту синьора Кавальканти. Благо означенный синьор только что удалился
с теми двумя господами и, по вашим сведениям, надолго засядет за карточную
партию…
Инспектор, зажав в кулаке погасшую трубку, уставился на него
с отвисшей челюстью:
– Но это же… Это же… Мы на британской территории…
– Но я-то не британский подданный, – с обаятельной
улыбкой сказал Бестужев. – И не обязан знать тонкости британских законов.
Боже упаси, инспектор, я вовсе не приглашаю вас мне сопутствовать, я и один
прекрасно справлюсь…
– Разрази меня гром, но это…
– Вы всегда соблюдаете закон, инспектор, не отступая от него
ни на крошечный шажок, ни на йоту? – все так же обаятельно улыбаясь,
продолжал Бестужев. – Мы же с вами полицейские и оба прекрасно знаем, как
зыбки и непостоянны иные границы! Не так ли?
– Ну, вообще-то… Всякое бывает… Тем более бомба… И речь идет
о чертовом иностранце…
– Вот видите, вы начинаете проникаться моей правотой, –
сказал Бестужев. – От вас, собственно, требуется одно: не препятствовать
мне. В конце концов, вы ничего не обязаны знать. В ваши служебные обязанности
не входит наблюдение за каютами первого класса, наоборот, вам категорически
запретили там действовать, так что совесть у вас чиста, а позиция ваша
неуязвима. Вы ничегошеньки не знали. Откуда вам было знать? Все громы и молнии
в случае чего обрушатся на меня… но, собственно, с чего бы им взяться? Кто
узнает? Разумеется, если вы посчитаете, что обязаны мне воспрепятствовать…
У инспектора было свирепое лицо человека, принявшего важное
для себя решение.
– Лопни мои глаза, я не намерен вам препятствовать, господин
майор… И в самом деле, с какой стати? Откуда мне об этом знать? Меня форменным
образом выставили из первого класса, запретив интересоваться его обитателями,
так какого черта? – Его грубоватая физиономия озарилась улыбкой,
определенно носившей следы некоей мстительности. – Мысли я, что ли,
угадываю?
– Вот и прекрасно, – сказал Бестужев, вставая. –
Вряд ли в каюте есть тайники, с какой стати? Думаю, я быстро управлюсь. А вы
ждите меня…
– Нет уж, сэр, – инспектор решительно поднялся вслед за
ним. – Выставили меня или не выставили, а в коридоре я все равно побуду.
Неподалеку. Мало ли как может обернуться дело, что ж вам одному-то вляпываться…
Мы оба полицейские, в конце-то концов…
…Как и следовало ожидать, коридор был пуст. Инспектор присел
на один из многочисленных мягких диванчиков, чуточку нервно озираясь.
– Ведите себя естественнее, – негромко сказал
Бестужев. – Если он все же появится… Ладно, там будет видно.
Он быстрым, привычным движением достал и проверил браунинг –
мало ли какие сюрпризы могли ожидать его в каюте в отсутствие хозяина, учитывая
крайне специфический род занятий этого самого хозяина. Не колеблясь, повернул
ключ в замке, открыл дверь и проскользнул внутрь. Прижавшись к стене, обратился
в слух. Тишина. По размерам и меблировке каюта мало чем отличалась от его
собственной, и Бестужев уверенно направился к гардеробу, распахнул дверцы.
Кожаные чемоданы с наклейками каких-то отелей… Аккуратненько
в сторону… Еще чемодан… Изящный несессер с серебряной отделкой… Ага!
Он решительно подхватил за ручку коричневый саквояж, едва не
уронил его – саквояж оказался неожиданно тяжелым, фунтов в десять, а то и
поболее – успел вовремя напрячь мускулы, удержать на весу, но по спине все
равно прошел ледяной озноб.
